На миг я задумываюсь, каково это — быть с ней на пляже. Представляю, как под нами хрустит твердый песок, каштановые волосы расплетаются, мы излучаем тепло. Вспоминаю, как утром касался мягкой кожи, вспоминаю выражение ее лица, когда я заправил волос за ухо. В глубине души что-то пробудилось.
Пробую еще несколько раз, но грохнувшись из-за оказавшегося рядом чувака, я решаю, что на сегодня издевательств хватит. Окунаю голову, чувствуя силу воды каждой клеточкой тела, и поднимаю, моргая, машинально устремляя мутные глаза на пляж.
Джемма стоит, выгнув спину; огромный свитер раздувается, как парус, поймавший ветер. Она видит, что я приближаюсь, встает на цыпочки и прикрывает глаза от ветра. Она улыбается.
Сердце ухает.
Я сглатываю кровь, соль и собственную глупость и гребу к берегу.
Глава 7
Лэндон
— Мы играем в молчанку? — шепчет она.
Еще нет десяти утра. Мы с Джеммой едем домой. На пляже я сменил гидрокостюм на брюки-багги и легкую светло-зеленую футболку. Я липкий и мерзкий, в тесном салоне машины она наверняка чувствует, как от меня воняет.
— Нет, я… — перевожу глаза с дороги на нее, — о чем ты?
Она бросает взгляд на заднее сиденье и хмурится.
— С тех пор как Уайт заснул, стало тихо. Ты молчишь. Я как будто помешала твоему утреннему ритуалу. Не стоило падать тебе на хвост, да?
Сжимаю рычаг переключения передач и стискиваю зубы. Молчу я не потому, что нет желания с ней разговаривать. И уж точно не потому, что она помешала моему утреннему ритуалу.
— Нет, я хотел, чтобы ты поехала. Я совсем не против компании.
И это правда.
Она охает, теребя носик на крышке пустого кофейного стакана.
— Хотя тебе, наверное, было скучно.
— Не было, — улыбается она.
Ну и как это понимать?
— Джемма, я не хочу молчать, я…
Я мнусь, прокручивая слова в голове. Все сводится к одному: а что, собственно, я могу рассказать, чтобы Джемма не удрала с воплями? «Я бывший профессиональный серфер, которого два года назад отстранили от турнира за наркотики и потасовки». Да, самое то.
— Я давно этого не делал, и получается погано.
— Давно не разговаривал? — принимает она скептический вид.
— Нет, — говорю я, поворачивая направо. — Давно не рассказывал о своей жизни.
— Может, ты не в курсе, но моя жизнь слишком заунывна, чтобы о ней рассказывать.
Она улыбается, но в голосе улавливается печаль, сжимающая сердце, точно тисками.
— Клаудия говорила о твоем расставании, — произношу я, чувствуя себя придурком.
На щеках проступает легкий румянец, и она прыскает смешком.
