- Ладно, - сказал я недовольно, - на сем договорились. Дай, - забрал платок, а потом потянул остатки майки из ее рук.
- Эй, эй, - она вдруг вырвала у меня эту тряпицу и торопливо спрятала ее за спину, чему-то криво при этом улыбаясь. - Я же обещала!
- Тогда пошли, - я предложил локоть, и она тут же за него уцепилась.
На подходе к лагерю я почувствовал, что Кузю начинает нервно поколачивать. Покосился: у нее опять начали срываться слезы.
- Ну? - я остановился и озабоченно посмотрел ей в лицо.
- Страшно... - прошептала Наташа и попыталась ткнуться лбом в мое плечо.
- Вот не надо... - я мягко увернулся и подумал обреченно: - "Началось... Да как быстро..."
Кузя горестно вздохнула, постояла, глядя куда-то в сторону, потом двинулась вперед. Я молча пристроился рядом. На душе было муторно, словно на мне неожиданно повис крупный долг - и когда только успел?!
Первым со скамьи нас заметил Алексеич. Он курил, прикрывая огонек папиросы ладонью.
- О, - произнес негромко, скользнул цепким взглядом по мокрым дорожкам на Кузиных щеках и кивнул мне с одобрением.
- Наташ, ты что? - бросилась к нам от стола встревоженная Томка.
- Очень за Арлена Михайловича переживает, - мрачно сказал я.
Руки у Кузи взлетели и торопливо прикрыли лицо.
- Похвально... - процедила Тыблоко, натягивая крокодилью улыбку.
- Позаботься о ней, - подтолкнул я Наташу к Томке.
Тыблоко проводила уходящих девушек долгим взглядом, потом похлопала по скамье рядом с собой:
- Андрей, садись с нами, чайку погоняем.
Я нашел свою кружку и сел, с опаской посмотрев на задумчивую Чернобурку. Из класса за столом я остался один. Помолчали, потом Мэри тайком понюхала свои пальцы и брезгливо поморщилась.
- Ай, что уж теперь... - решительно сказала Чернобурка, до того искоса поглядывающая за ней. С этими словами она решительно достала из-под скамьи сумку и выставила заготовленный, видимо, совсем для другого случая, запас: пару бутылок армянского пятизвездного и пакет с "Белочкой".
Сидевший чуть особняком от нас усатый сапер заметно оживился.
Мэри, судя по всему, не употребляла в своей жизни ничего крепче травки. После первой она ощутимо обмякла, после второй - полюбила весь мир и, особо, сидящих за столом.
Потом я не выдержал и под многозначительное молчание Тыблоко слил остатки со дна бутылки себе в чай.
- Третья, - объявил твердым голосом, - вечная память... И упокой душ.
Алексеич решительно кивнул и выдохнул дым под стол. Чернобурка недовольно зыркнула, но тут Мэри начало пробивать на покаяние всем присутствующим, и настроение у оперативницы сразу переменилось.
