И Волань скоро уж донесла струги до города. Нашлось место им на пристани за городской стеной, где уже стихала к вечеру торговля. Еще редкие в начале травеня купеческие лодьи слегка качали мачтами. Мужи на них проверяли снасти, готовясь назавтра или через несколько дней отплывать кто на север, кто на юг. Начинается самая пора для долгого пути в другие земли.
Отражалась осколками в еще неспокойной глади реки твердыня Волоцка: самого старого города во многих княжествах, что боками друг к другу теснились на подходе к Северному морю. Много раз на столе своем князей из разных племен и родов менял. Кому помогая, принимая, а кого и прогоняя вон через луну-другую. Да как бы все ни крутилось у стен желанного любым правителем города, а все равно вернулся в детинец однажды потомок славных пращуров, шедших и древнего рода Родиславичей. Ведь дети его Волоцк тут и поставили — у плавной излучины Волани, на холме невысоком, словно нарочно Матерью Сырой Землей созданном, чтобы возвести на нем крепкие стены — одной стороной к воде — другой ко рву, что опоясал Волоцк с юга.
Вечерняя заря обливала башни города светом, обещающим наутро прохладу, словно малиновым соком. Пока шли до пристани струги, светило и вовсе уж тронуло верхушки сосен, что частоколом непроглядным росли вдалеке — за широким палом, за околицей веси, что разрасталась тут с каждым летом все больше. А после Око начало тонуть и тонуть в бескрайнем море леса. Когда сошли на берег, уже смеркалось. Резво сбежали по сходням ватажники, на ходу прощаясь с гридями и желая им теперь уж под горячую руку русинам не попадать. Помогли и тела соратников вынести.
— Мирной тебе дороги, княжна, — напоследок подошел к женщинам Рарог. — Как вновь решишь на нее вернуться.
Беляна кивнула ему чуть напряженно, будто и слова подбирала, и не знала, что сказать.
— И тебе Рарог спокойной реки. Спасибо, что помогли нам. Что до дома так быстро проводили.
Она покосилась на Твердяту, который встал в стороне, без особой-то благодарности во взоре наблюдая за старшим находников. И по его лицу, словно огрубевшему, легко можно было понять, что просьба княженки не выдавать помощников очень ему не нравилась. Не привык он перед князем юлить — да и обернуться может скверно.
— Бывай, Лиса, — парень повернулся к Грозе.
И отчего-то не оказалось в его голосе извечной насмешки. Не виделось в глазах желания уколоть, как только она что-то ему ответит.
— Прощай, — уронила она, словно камень в воду: аж у самой кругами по душе качнулось такое же тягучее сожаление, что прорезалось в линии плотно сжатых губ Рарога. Не задалось толком их знакомство. Да каких только в жизни ни случается — обо всех не напечалишься.
