Четвёртый час бояре работали, не покладая... ушей. Сменяя друг друга, к ступеням престола выходили все трое думных дьяков и, торжественно держа перед собой свитки 'столбцов', громкими голосами перечисляли вины тех, кто не так давно сидел здесь же, в Грановитой палате: Василия Шуйского, его брата Дмитрия, Василия Голицына... Самих обвиняемых в мятеже я велел не приводить. Всё-таки нынче у нас не телешоу с юридическим уклоном, транслируемое на всю страну по телевидению, а формальное завершение проводившегося с мая месяца следствия. Говоря откровенно, хотелось обойтись без этого сборища, но... Закон есть закон. Членов Боярской Думы, а теперь Сената русский царь не может осудить без 'приговора' этого органа власти. Вернее, мочь-то может, но вот права на это не имеет: 'народ нас не поймёт', как верно говорили в советское время.
...Весь оставшийся день на Никольской улице грамотеи-печатники набирали из металлических литер строчку за строчкой, разводили и перемешивали краску, ругали подсобника за неладно обрезанную бумажную десть. Прибывший на Печатный двор под охраной троих стремянных стрельцов дьяк лаялся неподобно и требовал государевым именем шибче поворачиваться, не дав остановить работу и на вечерней заре. Всю ночь монотонно, раз за разом вертели друкари рукоять винтового пресса, прижимая лист за листом к смазанному краской набору, развешивая царский указ для просушки на вервии, словно бабы выстиранное платно. Три сотни листов за едину ноченьку - не шутка! А наутро осовевшие от бессонницы стрельцы доставили те листы в Разбойный Приказ, откуда бирючи развезли их по московским площадям, а спешные гонцы, сложив указы в сумки, разъехались по всем старшим городам Руси.
'Государь указал, и бояре приговорили', - а народ слушал, как во весь голос кричали бирючи слова этого указа и давался диву: насколько кроток и преисполнен христианского всепрощения нынешний государь, и как мягко наказаны бунтовщики. При покойном Иоанне Васильевиче, батюшке нынешнего самодержца, пожалуй, не обошлось бы без плахи, кольев и виселиц, а ныне преступников лишь ссылали, лишив, правда, всех чинов, а князей - и вычеркнув из родословных книг, будто и не было таковых ни среди Рюриковичей, ни среди Гедиминовичей. Василия Голицына и Дмитрия Шуйского со всей роднёй, 'со чады и домочадцы' под караулом из проштрафившихся стрельцов угоняли далеко на восток. Голицыным предстояло ехать до Томского острога, а затем самостоятельно добираться до места впадения реки Иркут в Ангару, где и обосноваться на жительство, построив при этом укрепление против вероятных набегов немирных аборигенов. Для будущего острога им была выделена та самая пушка, которую использовали мятежники во время московского погрома. В конце концов, если Иван Третий вырывал языки вечевым колоколам, то почему бы Димитрию не отправить в ссылку орудие?
