Она непонимающе глядела на него.
— В прошлом?
— Ну, ты про эксперимент филадельфия читала? — вмешался Михалыч.
— Ты классно держишься, — торопливо заговорил Ярослав, игнорируя реплику, — продолжай изображать царевну, пока они верят, что ты — это она. А там мы что-нибудь придумаем! Давид Аркадьевич точно придумает!
— Коган — голова, — подтвердил Михалыч.
Ирина извлекла из нагрудного кармана рубашки упаковку бумажных платков, вытащила один, осторожно промокнула уголки глаз.
— Но это всё… это всё… — она мотнула головой, — какой-то бред! Сильвер… Он вообще здесь откуда?
— Мы не знаем, — терпеливо сказал Ярослав. — Возможно, это какой-то его дальний предок. И не называй его, пожалуйста, Сильвером — его это, кажется, немного пугает.
Скрипнула дверь и в зал ввалился Мефодий с дымящейся глиняной посудиной.
Следом зашли Коган и воевода, выглядевший озадаченным.
— Вот и взвар свежий, — приговаривал Мефодий, — изволь, царевна, сделай милость, отведай!
Он зачерпнул резным ковшиком горячий отвар и поставил его перед Ириной. Пахнуло яблоками и какими-то травами.
— Ну, по другой, что ли? — обратился он к воеводе, поднимая сосуд с хлебной брагой.
— Можно, — согласился тот, теребя усы и не отрывая от Ирины задумчивого взгляда.
Михалыч с готовностью подставил свою кружку.
— Добрая бражка! — объявил он, осушив её разом наполовину. — У меня шурин в Ярославле тоже сам гонит. Из яблок, в основном, но потом еще на кедровых орехах настаивает, и на апельсиновых корках.
— На чем настаивает? — переспросил Мефодий?
— Откуда шурин? — насторожился воевода.
Ярослав толкнул Евстафьева ногой под столом.
— Из Ярославля, — охотно пояснил Михалыч, — на моторном заводе работает. А настаивает, говорю, на орехах… Ох!
Он умолк, получив очередной пинок.
Мефодий и воевода переглянулись.
— Его кистенем ударили, — сказал Ярослав. — По голове. Всю дорогу заговаривается.
— Значит, тульские лекари, — проговорил воевода, постукивая пальцами по столу.
Ярослав затаил дыхание. Ну вот, сейчас начнется допрос с пристрастием и придется как-то выкручиваться.
Но в это время в дверь заколотили.
— Прокопий Петрович! — послышалось снаружи. — Из Москвы подъезжают!
Воевода порывисто вскочил, бросился к дверям. Следом тяжело поднялся Мефодий.
— Михалыч, ты чего несешь? — прошипел Ярослав, воспользовавшись моментом. — Какой завод, какие апельсины? Тут же семнадцатый век на дворе.
— В самом деле, Василий Михайлович, — вторил ему Коган.
— Давид Аркадьич, Ярик… — Евстафьев попытался встать, но ноги плохо слушались его. — Всё под контролем! — пробормотал он заплетающимся языком и рухнул обратно на лавку.
