— Поведай же мне, гость, что нас ждет, — тихо промолвил он и в глазах его сверкнул алчный огонёк. — Неужто и впрямь правду тогда говорил мне, что Романовы править будут?
Ярослав вздохнул. Кажется, предстоял очередной экзамен по истории.
— Будет царь Михаил Романов, — сказал он. — Но не сейчас, а позже. До этого Шуйский будет править, а перед ним — Лжедмитрий…
— Васька?! — ахнув, перебил его Годунов. — Васька Шуйский на трон сядет?! Да как возможно такое?
— Не знаю, — пожал плечами Ярослав. — Он сам удивился, когда узнал…
И тут же осёкся.
Годунов уставился на него, лицо его медленно наливалось темной краской.
— Так ты и ему про то поведал? Ваське?!
— Ну, он меня вроде как похитил, — напомнил Ярослав.
Годунов скрипнул зубами и о чем-то задумался.
— Стало быть, — подвел он черту, — первым делом нужно самозванца извести. А Васька… Ну, это мы еще посмотрим, чей трон будет. Что еще про этого хоря ведаешь? Мне, волхв, любая зацепка нужна — что он замышляет?
— Да не знаю я, — признался с Ярослав. — Думаю, к Дмитрию переметнется, когда тот к Москве подходить будет.
Вдруг его осенило. — Рукопись у Шуйского есть, которую он у меня украл!
— Рукопись, говоришь? — заинтересовался Годунов. — И что в ней?
— Летопись, в которой все события описаны. Она тоже не из этого времени, — пояснил Ярослав.
— Вона как… Что ж, — Симеон хитро прищурился, — добуду я тебе эту рукопись, Ярослав. Коли поможет она Борису на троне удержаться, и врагов победить — вот тебе в том моя рука. Ну, а я уж в долгу не останусь — и тебе, и Ягану-лекарю, и конюху вашему защиту обещаю и при дворе царском почет и положение. По рукам?
— По рукам, — согласился Ярослав, понимая, что особого выбора у него все равно не было.
— Добро! А теперь — почивать, — заключил Годунов. — Завтра рано вставать, день предстоит хлопотный.
Одинокий огонек заплывшей воском свечи подрагивал на сквозняке, освещая лежащую на столе грамоту, придавленную серебряным подсвечником.
Убористая вязь покрывала пергамент, в конце которого стояла оттиснутая в сургуче печать.
Двое бояр, виднейших царедворцев своего времени, склонились над ней, почти соприкасаясь лбами.
— Ну что, Федор Иваныч, — нарушил молчание один из них, с рыжеватой бородкой и лисьими чертами лица, — что мыслишь?
Его визави, степенный крупный мужчина, неторопливо провел по ухоженной бороде унизанными перстнями пальцами.
— Дело тёмное, — туманно высказался он. — Но грамотка, похоже, подлинная.
