М. Зайцева.
Примерно двадцать лет назад.
На работе все же приходится взять несколько дней за свой счет. Конечно, оно так не делается у нас, особенно в самом начале работы на новом месте. Я понимаю, что вместо меня будут выходить коллеги, которые и так перегружены по самое не балуйся.
Но на скуле — синяк, разбита губа и дышать все еще тяжело, хотя, вроде, ребра не сломаны. Если пойду с таким в больницу, рискую нарваться на вопросы и милицию. А в милицию я не хочу. И не хочу думать, почему не хочу.
Олег со своим огромным другом, который только на первый взгляд кажется страшным, а, если присмотреться, то молодой улыбчивый парень примерно моих лет, такой большой-пребольшой олимпийский мишка, ничего не говорил больше про милицию. И не просил не ходить.
Я сама все.
Я не хочу думать, что они сделали с теми тварями, что напали на меня.
Но стоит вспомнить жуткий утробный вой и сбивчивый умоляющий голос: «Сухой, мы не знали, не знали, Сухой…», и становится так холодно, так мертво в груди.
Я уже сталкивалась со смертью. Родные, потом в больнице, где санитаркой работала. На скорой пока что не было. Но в любом случае, я медик, к таким вещам должна бы относиться… Ну, по крайней мере, нейтрально. Но не получается.
Я лежу, сжавшись в комок и закрыв глаза, на старом диване и стараюсь уснуть.
Олег уже ушел. Спрашивал несколько раз, не надо ли мне чего, потом отправил куда-то Васю — олимпийского мишку, походил по квартире. Попытался меня опять о чем-то спрашивать. Но я не могла отвечать. Так плохо было, все болело. И очень хотелось, чтоб ушел.
Вернулся Вася, повозился на кухне, потом они коротко о чем-то переговорили с Олегом, и опять хлопнула дверь.
Олег подошел ко мне, присел на корточки перед диваном:
— Ольк, точно врач не нужен? Давай я тебе знакомого подгоню, он вечером придет посмотрит?
— Нет, спасибо.
Чтобы разлепить губы, потребовалось усилие. И голос был такой ломкий, пустой.
— Я тогда сам вечером приду. Мне срочно по делам, никак не отменить… Но вечером я у тебя, да?
Я могла бы сказать, что нет. Мне было страшно рядом с ним почему-то. Но не сказала. Кивнула только.
И закрыла глаза. Олег посидел немного возле меня, а потом…
Я почувствовала, как он касается моего лица. Тихо-тихо. Очень осторожно. Отвел волосы, упавшие на щеку, за ухо, мельком коснулся скулы и шеи. Меня ударило током от этого. И невозможно было понять: то ли это страх, то ли…
— Я приду вечером, Ольк, — прошептал он, — дверь захлопну, лежи.
