Бадрангуй спохватился — долгое молчание могло насторожить юношу. Но Дорж и не предполагал, какие чувства и мысли одолевают его наставника. Он шагал рядом уже совсем без страха и с любопытством новичка во все вникал.
— А куда ведет этот забой? — поинтересовался он. Бадрангуй, поглощенный своими мыслями, не услышал вопроса, Доржу пришлось его повторить:
— Скажите, пожалуйста, учитель, куда ведет этот забой?
— Это — вспомогательный штрек для проветривания, и называется он — просек, — принялся объяснять Бадрангуй, стараясь сбросить с себя груз воспоминаний. Но это было не в его власти…
II
Шла весна тысяча девятьсот тридцать шестого года. Более десяти лет минуло после свершения Монгольской народной революции, избавившей страну от гнета иноземных захватчиков, лишившей всех прав и привилегий светских и духовных феодалов. Однако в стране, где до революции ламаизм занимал очень прочные позиции, решить религиозный вопрос было не просто. Власть духовенства была довольно прочной, поэтому всякие поспешные действия в этом деле могли принести только вред. В монастыре Тонхил, как и во многих других монастырях в середине тридцатых годов, по-прежнему жили ламы и большое количество молодых шаби — послушников. Но постепенно свежий ветер проник и в монастырский поселок. Все труднее становилось ламам удерживать народ в духовном рабстве, ибо люди, особенно молодежь, стремились к новой жизни, и воспрепятствовать этому стремлению было невозможно, как невозможно заставить реки течь вспять. Тут необходимо рассказать о монастыре Тонхил, ибо отсюда проистекает история Бадрангуя и Даланбаяра.
Река Зуйлийн Чулут-Гол, берущая начало в покрытых вечным снегом горах Сутайт, достигнув предместья монастыря, словно специально раздвоилась, чтобы охватить его своими рукавами с запада и востока. Главный храм о ста восьми колоннах сверкал на солнце золотым ганжиром[4]. Храм этот находился в окружении больших и малых храмов. И тут и там неторопливо, исполненные достоинства и важности, прохаживались ламы в желтых и красных одеждах, кожаные подошвы гутулов, шаркая, поднимали пыль. Руки лам перебирали четки — тибетские или индийские, украшенные причудливой резьбой. Губы беспрестанно шевелились, издавая монотонное гуденье, — монахи бубнили свои молитвы.
Монастырский поселок, выросший вокруг этого, одного из крупнейших в Халхе, монастырей, был расположен, как уже говорилось, по обоим берегам реки Зуйлийн Чулут-Гол. В центре поселка находились главный храм — Чогчин и Чойрын-сум
