В камере, кроме Бадрангуя, было еще двое заключенных. Один из них, хитрый мошенник с лисьими повадками и прищуренным левым глазом, распространял в народе слухи о том, что он хубилган[15]. Второй был молодой парнишка, моложе Бадрангуя, уроженец сомона Тариат Арахангайского аймака[16]. Звали его Шагдарсурэн. Следствие по его делу было уже закончено. Служа в армии, он работал в солдатской столовой; однажды в пище солдат обнаружили мелкие частицы металлических иголок. Цирика[17], который пострадал в результате диверсионного акта, отправили на самолете в Улан-Батор, и русский хирург срочно его прооперировал.
Расследуя дело, прокуратура обнаружила виновного. Им оказался Шагдарсурэн. Он немедленно во всем сознался. Оказывается, перед призывом в армию отец повез его в монастырь Тариат и стал просить ламу помочь Шагдарсурэну избежать службы в армии. Лама, вручив последнему ладанку с дроблеными иголками, сказал, что это волшебное средство, которое поможет ему поскорее вернуться домой. А для того, чтобы оно возымело действие, Шагдарсурэну надлежит сыпать его в пищу солдат.
Поначалу Бадрангуй к своим соседям относился одинаково враждебно. Но, приглядевшись внимательно к Шагдарсурэну, стал его жалеть. Он понял, что Шагдарсурэн попал под тлетворное влияние ламы и оно привело его к преступлению. Бадрангуй поставил себе задачей обратить юношу на путь истины и добился в этом успехов. С момента знакомства Шагдарсурэн буквально боготворил своего напарника. Но когда он увидел, что в постоянно возникавших спорах Бадрангуй неизменно одерживал верх на «хубилганом», он проникся к Бадрангую огромной симпатией и уважением.
У Шагдарсурэна постепенно открывались глаза на истинную природу вещей. Бороться же с убежденным врагом, таким, как «хубилган», было очень трудно. Своим монотонным голосом он постоянно бубнил одну и ту же песню:
— Красный цвет враждебен нашей религии. В период, когда буддийская религия распалась на две ветви — желтую и красную, между ними вспыхнула жестокая война, из которой желтые вышли победителями. Теперь мы, представители желтой, ламаистской религии, сражаемся против красных, революционеров — в этом наш святой долг. Я уверен, да, уверен, что и на сей раз правда восторжествует и желтые победят красных!
Бадрангуй в таких случаях язвительно замечал:
— Как же, как же! Вы, очевидно, и есть святой, который возродит желтую религию!
«Хубилган» обидчиво поджимал губы и ненадолго умолкал, а потом снова принимался за свое.
