— Поторопитесь! — приказали Бадрангую.
Долгор вцепилась в полы его дэла.
— Не пущу! — закричала она. — Не отдам! — И двое военных с трудом оторвали ее от Бадрангуя.
На улице дул холодный ветер, высоко в небе сияли звезды. Бадрангуй шагал, низко опустив голову, и без конца задавал себе один и тот же мучивший его вопрос: «За что? Ну за что?»
Долгор в неподвижной позе сидела на кровати. Она не могла осмыслить происшедшего. Только что рядом был человек, которого она считала своей прочной и надежной опорой, которого беззаветно любила и которым была любима. И внезапно все кончилось, едва начавшись. Она закрыла лицо руками и уткнулась в подушку. Только сейчас здесь покоилась во сне голова Бадрангуя, и подушка, казалось, хранила еще его тепло, вскоре она взмокла от слез, а Долгор все плакала и плакала. Сколько прошло времени, она не знала, когда скрипнула дверь и в комнату тихо вошла старшая сестра.
Сестра села рядом с Долгор, прижала к груди ее голову, пригладила растрепанные волосы. От теплого участия молодая женщина зарыдала в голос.
— Возьми себя в руки, — решительно и строго сказала старшая сестра. — Вспомни поговорку: горе величиной с гору часто оказывается величиной с зайца! Если человек не виновен, его отпустят. А вдруг виновен? Змею, ту сразу видать, а нутро человека скрыто от чужих глаз. Сейчас мы ничего определенного предположить не можем. Одно скажу: вернется Бадрангуй вскорости — встретишь его с радостью. Ну, а если не вернется — знать, так тому и бывать. Тогда самое время о себе позаботиться. — Женщина понизила голос. — Времена нынче тревожные, всяко бывает!
Мало-помалу Долгор успокоилась, поднялась с кровати, умылась холодной водой, которая окончательно привела ее в чувство. Пока она причесывалась перед крошечным зеркальцем, сестра убрала постель, привела в порядок разбросанные по комнате вещи. Тем временем и солнце взошло — занимался новый день. В юртах приоткрыли тоно, потянулись в безоблачное небо голубоватые струйки дыма. За окном беззаботно щебетали птицы. У кооперативной лавки толпились женщины в ожидании новых товаров. Стайки веселых ребятишек носились по улицам поселка. На шахтах работа шла своим чередом. Из окон шахтерского клуба доносилась музыка. И все это никак не вязалось с настроением Долгор. Ведь для нее жизнь кончилась. Вчерашний лучезарный мир, в котором жили они с Бадрангуем, рухнул, и все окружающее странным образом отделилось от молодой женщины, отодвинулось за четко обозначенную черту, переступить которую она не могла. «В жизни человека бывает всякое, — старалась она утешить себя. — И если на дереве засыхает одна ветка, оно от этого не погибает. Я должна мужественно бороться со своим горем». Ведь было время, когда она жила одна, без Бадрангуя. Как знать, может быть, он и в самом деле что-то скрывал от нее. Значит, не доверял. Долгор никогда не отличалась твердостью характера. Женским уделом она считала мягкость и покорность. Она часто сокрушалась по поводу того, что сила, именуемая любовью, внезапно вознесла ее так высоко и почти мгновенно безжалостно бросила в бездну горя. Теперь в ней постоянно боролись любовь и сомнения. Порой случившееся казалось ей всего лишь дурным сном. Но это был не сон. Она осталась совсем одна. Подругами она обзавестись не успела, а сестра при каждом удобном случае заводила разговор о Бадрангуе и без конца бередила душу Долгор. На работе, стараясь не замечать сочувственных взглядов сослуживцев, она делала вид, что ничего не произошло, а если и произошло, то ее совершенно не касается.
