Когда стук их умолк, Дорж постоял еще немного и пошел домой. Душа его ликовала от радости. Вот сейчас он придет домой и расскажет матери, что решил навсегда связать свою судьбу с Уянгой. Ведь то, что произошло между Даланбаяром, его отцом, и Бадрангуем, отцом Уянги, было давно, мать сама так говорила. Она не захочет, чтобы из-за какой-то старой отцовской распри ее сын остался несчастным на всю жизнь.
Как Дорж и предполагал, мать уже вернулась с работы и теперь хлопотала на кухне. Дорж еще с порога закричал:
— Где ты, мама? — И столько радости и возбуждения было в его голосе, что она сразу же поспешила к нему.
— Что случилось, сын?
— Мама! — повторил он и вдруг оробел.
Долгор смотрела на него не отрываясь — понимала, что сын пришел к ней с чем-то необыкновенно важным.
— Я жениться решил, мама, да тебе, наверно, невеста не по вкусу придется, — упавшим голосом произнес Дорж.
Лицо Долгор озарилось внутренним светом. Ну как не радоваться, если сын женится? Давно пора. И вдруг ее осенила догадка. Невеста не по вкусу, сказал он. Улыбка на лице ее сразу погасла.
— На ком же задумал жениться мой сын?
Дорж посмотрел на мать, на ее побелевшие губы и руки, прижатые к груди, и не хотел было говорить, но против воли выпалил:
— На Уянге. — И чтобы никаких сомнений больше не оставалось, пояснил: — На дочери Бадрангуя-гуая.
Долгор рухнула на оказавшуюся поблизости табуретку, спиной привалилась к стене. Сердце, казалось, готово было выскочить из груди. Давно ли она втайне радовалась, что Дорж перестал встречаться с дочкой Бадрангуя, да оказалось — напрасно! Эта новость о женитьбе мгновенно вернула утихшую было боль от неустанных воспоминаний о собственной загубленной юности, о молодых годах, прожитых не с тем, кого она любила больше жизни. Все, что произошло в те далекие годы, вдруг так отчетливо всплыло в памяти, будто случилось только вчера. Долгор закрыла глаза и задумалась. Дорж терпеливо стоял рядом, понимая состояние матери. Наконец она открыла глаза. Они были сухи.
— Раздевайся, сынок, — будничным голосом сказала она, — да за стол садись, чаем поить тебя буду.
Она поднялась с табуретки, зазвенела посудой. Какой маленькой, беззащитной и слабой казалась ему мать в эту минуту! Больше обычного опущены плечи, у рта глубокие скорбные морщины. Мама, мама, неужто ты по-прежнему во власти прошлого? У Доржа защемило сердце — от недавней радости не осталось и следа, а ведь как он спешил поделиться ею с матерью!
