Богиня метель и холода, снега и льда. Она поделилась частью себя. Подарила надежду магу. Наша вторая покровительница, Богиня Жизни, Рада, благословила порыв холодной сестрицы.
Но и здесь была оговорка: принять вторую сущность скульптура сможет лишь полюбив. Найдя свою истинную пару. Возможно, именно отсюда и тянется наше безумие и счастье.
Уже прошло много веков, северные пайри рождаются людьми. И впервые сталкиваются со второй сущностью на тридцатом году жизни. Наше взросление несколько отличается от людей. Мы полностью взрослеем к пятидесяти человеческим годам. А тридцать для нас то же самое, что и восемнадцать для людей. Пока пайри не познакомится и не примет первое «я», его скрывают родители от чужих глаз. Тем самым защищая своего, несомненно, уязвимого отпрыска.
Мы не зря говорим, что человеческая ипостась — вторая. Ведь именно полюбив, скульптура стала человеком. Но сейчас, сейчас все изменилось. Почему, неизвестно никому. До сих пор Нуат оберегает нас.
Холодный камень обжег кожу. Смутно, однако, понял, меня положили на алтарь.
— Анерика, что происходит? — голос отца дрожал.
— Уходите, — тихо, но непреклонно потребовала невестка, — и…
Голос Анерики оборвался, она пыталась взять себя в руки.
— Скажите повитухам, чтоб ждали за дверью.
— Что? Анерика?! — отец не пытался скрыть страх за еще нерождённого ребенка, — срок… слишком рано!
— И пусть готовятся к худшему. Уходите.
— Анерика? Девочка, что ты задумала?!
— Жизнь в обмен на жизнь, — тихо произнесла она, — мало времени, мне нужно успеть подготовиться. Уходите!
Анерика уже кричала. Я хотел подняться. Крикнуть, что я не стою этой жертвы. Только не так, только не моего племянника.
— Нет!
— Он умрет, — я не видел, но понял, что она указала на меня, — а с ним погибнет надежда. Я… мы с Лираном справимся с утратой сына…. Позже я смогу подарить новую жизнь.
— Сын?! — удивление и боль.
Даже я смог открыть глаза. Яркий свет не ослепил. Настолько я был потрясен. Я искал глазами ту, которая была пойти на огромную жертву ради меня. Ради нашей семьи.
Анерика, сколько ее не упрашивали, не называла пол своего ребенка. И она-то как никто другой знала, что значит для пайри первенец мальчик.
— Уходите. Вы не сможете помочь. Зверь рвет его изнутри. Осталось мало времени, — слезы текли по ее щекам, — и, не пускайте Лирана. Он поймет меня, но позже.
Я слышал, как отец шумно втягивает воздух сквозь плотно сжатые зубы. Как раздаются его шаги. Он уходил, а я не мог оторвать глаз от Анерики. От ее глаз, блестящих от слез. От глаз, полных решимости.
