Но разве тишина и долгий сон — не самая прекрасная мечта усталого жандарма в конце бесконечно длинного дня? Тяжесть на веках такая приятная, а дыхание медленное, и нет суетливых мыслей, тысячи деталей, которые нельзя упускать из внимания, сотни дел…
Виктор встряхнулся, до боли прикусил язык, пульс глухо и гулко стучал в ушах. Отвлекшись, он едва не затянул в бездну и себя, и доверившуюся ему девушку. Непростительная промашка, только усталостью ее и оправдывать! Выровняв дыхание, Виктор точно и аккуратно скользнул глубже в разум девушки, пытаясь отыскать ядро ее «я», за которое нужно уцепиться для ментальной связи.
Перед внутренним взором мелькали то обрывки воспоминаний, тусклые и размытые, как даггеротип, то абстрактные образы, наоборот, нетерпимо ярким и четкие, какими могут быть только предрассветные сны. Но нигде не было и отпечатка личности Анаис, словно в своей жизни она была лишь невольной наблюдательницей. Приходилось погружаться все глубже и глубже, слой за слоем обнажая ее суть, словно снимая с невесты праздничное убранство. Даже возбуждение Виктор испытывал похожее, копаясь в ворохе мыслей, словно в ворохе пышных юбок, и путаясь в них, как кружевах.
Она пряталась даже от самой себя, не желая признаваться ни себе, ни всему миру в своей истинной сути. Тонкая, холодная, острая — то ли юркая рыбка в темных водах, то ли мизерикордия в атласных складках платья. Виктор уцепился за последний образ, почуяв в нем что-то верное, рванулся к нему, словно к спасительному свету маяка, опьяненный этим подобием охоты даже больше, чем любовной страстью.
Не мизерикордия, нет. Скальпель в глубоком кармане, острое лезвие в кожаном чехле. До поры безопасное, спрятанное, пугающее и саму Анаис. Да решится ли она когда-то пустить его в дело? Решится ли не реагировать — действовать?
Уже решилась.
Мелькнула очередная цепочка видений, и Виктор поддался соблазну, потянулся за ними, разматывая, выясняя обстоятельства нападения, глядя на произошедшее глазами Анаис. Вот падает первый оборванец, вот второй отвлекает Лимьера, а третий… Как Виктор жалел, что в чужих воспоминаниях не может разглядеть его лица яснее, чем видела сама Анаис!
Потому что даже в размытых воспоминаниях он узнал третьего.
С трудом сохранив спокойствие, необходимое для завершения ритуала, Виктор осторожно коснулся сути девушки, связывая ее с собой, сплетая две личности воедино, стирая между ними все границы. Сразу же появилось ощущение оружия у бедра — надежное, успокаивающее… вот только совершенно не нужное. Как и любой аристократ, Виктор прекрасно владел шпагой и метко стрелял, как и любой сотрудник Особой Канцелярии мог превратить в убийственное оружие первую подвернувшуюся под руку вещь, как и любой маг, полагался только на свой разум, пренебрегая в равной степени и шпагами, и пистолетами.
