Вот и мое сознание словно висело на волоске и готово было в любой момент уплыть в царство Морфея, а тело вообще отказывалось двигаться.
Что со мной? Где я?
Спеленутая чем-то мягким, я лежала, словно в мягком коконе, похожем на спальный мешок. А на меня смотрел Аран не мигая, и только когда я моргнула, мужчина словно очнулся ото сна и встрепенулся.
— Проснулась? Как себя чувствуешь? — тихо спросил он.
В помещении раздался заливистый храп, и мужчина поморщился, пояснив:
— Сторм так отвратительно храпит. Ты знала?
Потом раздалось возмущенное шипение у дальней стены, и недовольный голос Эмилии заставил поморщиться:
— Сторм никогда не храпит, Лоранский! Не нарывайся снова. Ректор придет и ему не понравится, что ты говоришь о нем в подобном духе.
Аран отчетливо скрипнул зубами от злости и прикрыл глаза. Для него упоминание Сторма в устах Эмилии словно хлесткая пощечина.
— Так как ты? — спросил еще раз, придвигаясь ближе, провел рукой по волосам, а у меня даже не было сил надавать ему по загребущим лапам.
Я прислушалась к своим ощущениям и поняла, что тело просто онемело от холода.
— М-м-мне оч-ч-чень х-х-холод-д-но! — зуб на зуб не попадал.
— Серьезно? — сразу подобрался Аран, схватил меня за кокон и придвинул к себе.
Сам он спал на таком же тонком матрасике, на каком лежала я, в импровизированном спальном мешке, даже без одеяла, а вот я была замотана во столько штук, что должна бы расплавиться от жара, да все не могла согреться.
— Это последствия подселения сознания! Должно уже пройти! Тебе не теплее? — Аран так плотно прижал меня к себе, что я уткнулась носом в его грудь и запротестовала.
— Не надо! Я и так… с-с-согре-юсь!
Аран нахмурил брови, на лице залегла тень, а потом вдруг словно просиял:
— Я знаю, что делать!
Встал передо мной на колени, закрыл глаза, а когда открыл, те были словно жидкое золото. И стал дышать на меня таким жаром, словно из растопленной печи.
Миг, и я стала оттаивать, словно снаружи была корочка льда… Чувствительность возвращалась медленно. Сначала вернулась способность дрожать от холода, а потом настало время расслабленной неги от тепла. А вот потом стало так жарко, что я взмолилась о пощаде:
— Аран, хватит! Я вся горю! — и стала выпутываться из кокона, краем глаза заметив, как дверь тихо открылась и закрылась.
Эмилия подавилась воздухом, а Аран довольно ухмыльнулся — вывел-таки зазнобу на эмоции.
— Горишь?! — рокочущий голос Сторма не предвещал ничего хорошего.
