— Ах да, царапины.
Он вынул пробку из пузырька и налил едкой жидкости на материю. Подняв ее руку, он принялся протирать длинные влажные царапины быстро и аккуратно, не обращая внимания на ее невольно сморщившееся от саднящей боли лицо. Из-под ресниц Элеонора наблюдала за ним. Она видела голубой синяк на нижней губе и маленькую ссадину там, куда она ударила его. Она почувствовала удовлетворение, но в то же время ощутила какую-то боль, вспомнив то чувство, с которым она ногтями терзала его тело. Над воротником его мундира на шее виднелась ссадина. Не ее ли это работа?
Грант убрал лекарства и закрыл коробочку. Быстро взглянув на нее, он сказал:
— Вы не поинтересовались, почему я унес вашу одежду.
— Я не уверена, что мне понравится ответ. Гораздо больше меня интересует, когда вы собираетесь вернуть ее.
— Вы получите ее обратно, когда я буду готов отпустить вас.
— Значит, предполагается, что я буду вашей пленницей неопределенное время?
— Вот именно, — кивнул он и, взяв коробочку, направился к двери.
— Вы не можете оставить меня без дела, я сойду с ума!
Он остановился, обернулся, разглядывая привлекательную картину, которую она являла собой в блестящей мантии локонов, закутанная в простыню, едва прикрывавшую бедра.
— А что вы имеете в виду?
— Не знаю. Шитье, книги, газеты.
— Уж не хотите ли вы сказать, что смирились со своей судьбой?
— А какой у меня выбор?
Его голубой взгляд стал напряженным.
— Никакого, — отрезал он.
Он уже почти подошел к двери, когда она окликнула его:
— Грант.
Он резко повернулся и подождал.
— С моим братом все в порядке? Ему что-нибудь нужно?
— Ничего, что вы могли бы ему дать, — ответил он и, выйдя из двери, запер ее за собой.
Запах карболки висел в воздухе, напоминая о происшедшем. Чтобы не думать, Элеонора взяла с умывальника щетку для волос, подошла к окну и выглянула наружу.
Мужчины с ручными тележками сновали по улице, выкрикивая названия своих товаров. Слуги с рыночными корзинами шли на площадь. Со стороны собора плелась с утренней мессы вдова в черной мантилье, спускавшейся как слезы скорби. За ней шествовали два правительственных чиновника в пожелтевших белых пиджаках. Нянька, опекавшая нескольких девочек с заплетенными косичками и золотыми сережками в ушах, проследовала мимо. Согласно обычаю, она была в черном и, хотя шла по теневой стороне улицы, обливалась потом.
У Элеоноры защипало в горле от желания крикнуть прохожим, позвать на помощь. Но какой смысл? Они не осмелятся вступиться за нее, пойти против главы военной полиции. А если и осмелятся, что из того? Даже будь у нее место, где жить, и работа, чтобы содержать себя, она все равно не могла бы оставить Жан-Поля на сомнительное попечение полковника Фаррелла.
