Мой ключ.
Глава 2
Хорошо под одеялом. Тепло. Темно. Тихо. Ну, почти тихо.
В комнате над нами распевалась адептка с факультета сирен. Хорошо хоть, не в полную силу, но её заунывное «аааа», растягиваемое на все лады, не стихало уже второй час вопреки угрозам соседок, Феонны в том числе. Под окнами какая-то парочка бурно выясняла отношения под ленивые комментарии обитателей первого и второго этажей. Периодически парочка отвлекалась от собственных разногласий и посылала зрителей в разные места, самыми приличными из которых были океанское дно и ядро планеты, на что скучающие девушки совершенно не обижались и советовали поскорее переходить к страстному примирению.
Ко всему прочему вскоре под одеялом стало душно. И приступа амнезии или хотя бы кратковременного забытья я так и не дождалась.
— Да заткнутся они все наконец или нет?! — с соседней кровати прошипела подруга, читавшая при свете ночника.
Я высунула из-под одеяла голову.
— Часам к двенадцати, наверное, заткнутся, — предположила я.
— Часам к двенадцати я их сама поубиваю, — мрачно пообещала русалка и снова уткнулась в книгу.
Может, попытаться поспать? И решать проблемы разумнее с утра, сейчас уже всё равно ничего путного на ум не придет.
Я взяла с тумбочки возле кровати плеер, надела наушники, включила музыку и устроилась поудобнее. Признаться Феонне, при каких обстоятельствах «нашелся» ключ, я не смогла, пришлось соврать, что оставила его в комнате и благополучно о том забыла. По-моему, подруга не поверила, однако выпытывать правду не стала. О поцелуе не то что вслух говорить, вспоминать-то не хотелось. И, пожалуй, это самый странный поцелуй в моей жизни. Чего Макс вообще хотел добиться? Очевидно ведь, что ключ парень именно украл, а никак не нашел на галерее.
— О, какие нелюди к нам пожаловали! — пробилось замечание русалки сквозь льющийся из динамиков голос вокалистки.
И нет нам покоя ни ночью, ни днем.
Я нажала на паузу и сняла наушники. Нокс стоял прямо на подоконнике, небрежно прислонившись плечом к оконной раме. Улыбнулся в своей манере, криво и чуть пренебрежительно, и спрыгнул на пол. Нокса обожали многие адептки в академии — то есть те оставшиеся, кто не вздыхал по магистру Кэйлашу или по кому-то третьему, — за симпатичное лицо с пронзительными голубыми глазами, пребывающие в вечном художественном беспорядке каштановые волосы, высокий рост, природное обаяние сына волшебного народа элле и набитую действительно ценными знаниями голову, но сам Нокс, по моим наблюдениям, любил одну-единственную личность — себя.
