Девушка что-то выкрикивает на незнакомом языке, а я мысленно ставлю десять пластинок золотого сцила, что это отборное ругательство. Чувствую прямо, как в стороны от нее расходится волнами удивление, гнев и досада.
Тонкая рука тянется к револьверу, но опасность миновала. Пока что.
Она удивленно моргает, рассматривает толстую гибкую ветку и тяжело сглатывает, как-то робко и осторожно проводит рукой по шее, ощупывает кожу. Представляет, наверное, как эта дрянь с легкостью отделяет голову от тела.
— Ты не шутил, — ее судорожный вдох колеблет жаркий воздух перед лицом и медную прядь волос. Я невольно пробегаю взглядом по острым углам выпирающих позвонков и застываю, когда глаза наталкиваются на два грубых рубца, пропахавших лопатки Ши.
Меня не колышут чужие шрамы, я и сам ими покрыт в той мере, когда это переходит из разряда «украшение» в разряд «много выпендриваешься во время боя».
Но тут меня тряхнуло, как от удара током. Прямо подбросило, стоило только представить, как кто-то грубо корежит и уродует нежное тело.
— Я никогда не шучу, — голос ничем меня не выдает, но она чувствует взгляд. И сжимается, словно ждет удара или насмешки.
Это такой детский и колючий жест, что я невольно тянусь к ней, но вовремя отдергиваю пальцы, когда Ши оборачивается.
— Глаза не поломай, — бросает воинственно, выпячивает острый подбородок и прячет спину, чтобы я не мог ничего рассмотреть. Влажная майка натягивается, очерчивая маленькую грудь, но для Ши скрыть «уродство» важнее.
— Герант! — голос Бардо выводит меня из оцепенения, и я оборачиваюсь.
Друг выглядит помятым, даже разбитым. Шутка ли, посадить корабль почти без потерь после неудачного прыжка. Шанс один на миллион.
— Нашел девчонку, — Бардо вздыхает с облегчением, а я думаю, что его могло связывать с этой колючкой. Кажется, он хорошо знал ее погибшего хозяина, — топливо по нулям, нужно искать склад.
— Здесь?
— Нет, на орбите, дурень, — морщится Бардо и закатывает рукава куртки, — здесь, конечно! Это же бывшая колония. Тут должен быть неприкосновенный запас на экстренный случай.
— Он может и был, — складываю дробовик и цепляю его на бедро, а Ши неотрывно следит за моими манипуляциями с оружием. Когда мы сталкиваемся взглядами, я криво усмехаюсь, а она вспыхивает и отводит глаза в сторону. Румянец растекается не только по щекам, но и по шее, даже проступает пятнами на угловатых крепких плечах.
Любопытство убивает, детка. Не провоцируй лучше, пока я еще держу себя в руках.
