Разрешили! Как бы дали вид на жительство, и не только о заработке речь – поэтические переводы ему как воздух. Право же, он дышал ими. В «БВЛ» лучшие его переводы – Бёрнс и Мачадо. Шотландия – Испания.
Разрешить-то разрешили, только, взяв в руки свежую книгу, прочел он имя переводчика: Ю. Петров.
И уже много времени спустя Евтушенко пришел в издательство:
– Покажите-ка бумагу, где написано, что Даниэля быть не должно, откуда это – Петров?
Оказалось, нет такой бумаги. Было когда-то устное указание (откуда? – как откуда?). Но устное указание Женю Евтушенко не устроило, и вот наконец вышел том Гюго, а там «Спящий Вооз» переведен уже Ю. Даниэлем. Господи, да не все ли равно… Нет. Не все равно.
Публикации своих стихов и переводов Юлий так и не дождался. Впрочем, не могу сказать, что судьба об этом очень заботилась. Скорее наоборот. Когда он уже был болен – очень! – а в редакциях нескольких журналов лежали подборки лагерных стихов, только ничего так и не выходило, я позвонила Олегу Чухонцеву в «Новый мир».
– Простите, Олег, но все-таки: когда?
(Так важно, чтобы Юлик увидел!)
Олег сказал: тут очередь. Кого ставить вперед – Юлия Даниэля или Бориса Чичибабина? Ведь его тоже в «Новом мире» публикуем впервые…
Юлий, слышавший мой разговор, сказал шепотом:
– Конечно Бориса.
Да я и сама так думала. Чичибабин – поэт милостью богов, впервые, за столько лет, в «Новом мире», что говорить! Юлий же и стихи писал только в неволе… Он иначе не ответил бы и мне не позволил. Да иначе и я не могла.
Позже публикация Ю. Даниэля из цикла «Стихи из неволи» появились. Но позже, чем…
– Ах, медлительные люди!
Вы немного запоздали.
Это Кедрин.
– Лестницы, коридоры,
хитрые письмена…
Красные помидоры
кушайте без меня.
Так у Б. Чичибабина, я ничего не перепутала?
«Без меня» – это без Юлия.
Но как меня ругала Ольга Окуджава, как ругала!
– Ты поставлена охранять Юлика и его интересы, а Бориса пусть его Лиля охраняет!
Ты права, Ольга, тысячу раз права. Только кто же поймет, что я защищала интересы именно Юлия.
Может быть, никто этого и не поймет, кроме него.
Рифмы судеб: Окуджава и Даниэль
Они были немного похожи – Булат Шалвович и Юлий Маркович. Оба худые, можно сказать, – поджарые. Походка легкая. Некоторая угловатость жеста смягчалась той пластичностью, какая свойственна человеку, происходящему от народов древних и южных, но оба были по природе своей москвичи, из племени московской интеллигенции. Одного поколения, оба – из школы на фронт. Школярами отвоевали. Оба были ранены, вернулись живыми. Не помню, чтобы Булат и Юлий погружались в военные воспоминания, но что-то их в этой общей точке судеб сближало.
