Она все так же лежала на кровати. Кудри обрамляли ее лицо. Маленькие белые руки она прижимала к груди. Он не мог ее оставить, но и остаться не мог. Он и не догадывался раньше, что любит ее. Она была для него просто товарищем, эта девушка, его жена… А теперь оказалось, что он любит ее всем сердцем, теперь, когда слишком поздно. Зачем? Потом он подумал о том, другом существе, которое связывало ее навеки с тем, кому угрожала казнь. С проклятьем он бросился к двери, но она не открылась, наверное, он сам и запер ее, когда вошел. Тогда он вернулся, опустился на колени перед кроватью, зная, что даже ради спасения своей жизни не посмеет оставить то, что стало смыслом этой жизни.
III
Было четыре часа утра, когда он вместе с секретарем американской миссии вышел из тюрьмы, где держали приговоренных к смерти. Кучка людей собралась вокруг кареты посла перед тюрьмой. Лошади били копытами по обледенелой мостовой. Кучер съежился на козлах, укутавшись в меха. Саутуорк помог послу сесть в экипаж и пожал руку Тренту, поблагодарив его за приезд.
– Как этот негодяй смотрел на вас, – сказал посол. – Ваши показания не сделали ему чести, но шкуру спасли. По крайней мере на время. И предотвратили осложнения.
Посол вздохнул.
– Мы свое дело сделали. Теперь пусть докажут, что он шпион, и мы умываем руки. Поедем, господин Саутуорк. И вы тоже, господин Трент.
– Мне нужно сказать пару слов господину Саутуорку, я его не задержу, – поспешно сказал Трент – Прошу вас, помогите мне. Вы же знаете историю этого мерзавца. Знаете, что у него в квартире находится ребенок. Перенесите его ко мне. Если Хартмана застрелят, он будет жить у меня.
– Понимаю, – серьезно сказал Саутуорк.
– Вы немедленно поедете за ним?
– Немедленно, – ответил он.
Их руки встретились в теплом рукопожатии. Саутуорк забрался в экипаж, жестом приглашая Трента следовать за ним, но тот только покачал головой и попрощался. Карета покатила прочь.
Он взглядом проводил экипаж до конца улицы и направился к своему кварталу. Однако пройдя несколько шагов, остановился и повернул в противоположную сторону. Какое-то смутное впечатление, возможно, вид приговоренного, вызывало в нем тошноту. Он чувствовал потребность в уединении и тишине, чтобы собраться с мыслями. События этого вечера потрясли его до глубины души, но он все забудет, все-все, и вернется к Сильвии. Быстрый шаг на какое-то время отодвинул горькие мысли. Когда он остановился под Триумфальной аркой, вся горечь, несчастье этого дня и всей его попусту растраченной жизни, вернулись с новой силой. Лицо пленника, искаженное ужасной гримасой страха и ненависти, расплывалось тенью перед его глазами. Он бродил взад и вперед под огромной аркой. Чтобы занять свой ум, всматривался в лепные скульптурные карнизы, но пепельное лицо Хартмана его преследовало. Как он скалился от страха!.. Разве от страха? Может быть, на его лице был написан триумф? При этой мысли Трент дернулся, как человек, которому нож приставили к горлу, и заметался по площади, пытаясь справиться со своим состоянием.
