– Ваша галантность выглядит несколько старомодной, – сказала она, а когда я смутился, тихо добавила: – О, мне это нравится. Мне нравится все старомодное. Так приятно слышать от вас такие красивые речи.
Болота вокруг нас затихли под призрачной пеленой тумана. Ржанки перестали кричать, замолкли сверчки и прочие мелкие луговые твари, но мне казалось, что как только мы удалялись, они вновь заводили свои песни. Двое высоких ловчих шагали по вереску далеко впереди нас, и слабый перезвон колокольчиков долетал до наших ушей как бы издалека.
Внезапно из тумана выпрыгнула великолепная гончая, за ней еще одна, и еще, и еще, и наконец полдюжины псов запрыгали вокруг девушки, идущей рядом. Она ласкала и гладила их рукой в перчатке, разговаривала с ними в причудливых выражениях, которые запомнились мне из старинных французских рукописей.
Затем соколы на обруче, который нес ловчий впереди, принялись бить крыльями и кричать. Откуда-то из-за пределов видимости донеслись звуки охотничьего рога. Собаки бросились на его зов и исчезли в сумерках, соколы захлопали крыльями и тревожно закричали на своем насесте, а девушка начала напевать песню рога. Ее чистый голос мягко зазвучал в ночном воздухе.
Chasseur, chasseur, chassezencore,
Quittez Rosette et Jeanneton,
Tonton, tonton, tontaine, tonton,
Ou, pour, rabattre, dès l'aurore,
Que les Amours soient de planton,
Tonton, tontaine, tonton.
[29]Пока я прислушивался к ее прекрасному голосу, впереди вырастала неясная серая громада, которая скоро обрела отчетливые контуры. Раздавались радостные звуки рога, лаяли гончие и клекотали соколы. В воротах мерцал факел, сквозь открытую дверь дома струился свет. Мы прошли по шаткому деревянному мосту, а когда прошли надо рвом и ступили на небольшой каменный двор, огороженный стенами со всех сторон, мост со скрипом и скрежетом поднялся позади нас. Из открытых дверей вышел мужчина и, склонившись в приветствии, подал девушке чашу. Она прикоснулась к ней губами, затем, вернув ее, прошептала: «Примите мое гостеприимство».
В этот момент один из ловчих подал другую чашу, но прежде чем передать ее мне, подал ее девушке, и та ее пригубила. Сокольничий сделал жест, чтобы забрать чашу обратно, но девушка заколебалась мгновение, а затем шагнула вперед и сама подала мне чашу, своими руками. Я почувствовал, что это акт необычайной любезности, но не понимал, чего от меня ждут, и замешкался. Девушка покраснела. Я сообразил, что должен действовать быстро.
