– Но завтрак…
– Давайте позавтракаем в Сен-Клу.
– Но я не могу…
– Вместе, весь день, весь день напролет, прошу вас, Валентина!
Она молчала.
– Хорошо. Но только на этот раз.
И снова неясная тень мелькнула в ее глазах. Она вздохнула:
– Вместе, но только на этот раз.
– Весь день? – сказал он, все еще сомневаясь в своем счастье.
– Целый день, – улыбнулась она, – я так голодна!
Он, совершенно околдованный, засмеялся.
– Какая практичная молодая леди.
На бульваре Сен-Мишель есть уютная лавочка, снаружи выкрашенная в бело-голубой цвет, а внутри опрятная и вычищенная до белизны. Рыжеволосая молодая продавщица-француженка улыбнулась им, когда они вошли, бросила свежую салфетку на столик для двоих, поставила перед ними две чашки шоколада и корзинку с хрустящими свежими круассанами. На каждом кусочке масла был вытиснен трилистник, и казалось, оно было пропитано травяными ароматами нормандских пастбищ.
– Как вкусно! – сказали они в один голос и рассмеялись над совпадением.
– Мысли сходятся… – начал он.
Щеки у нее порозовели.
– Я бы еще съела круассан.
– Я тоже, – торжествующе сказал он. – Я же сказал, сходятся…
Потом они поссорились. Она обвиняла его, что он ведет себя как непослушный ребенок, а он отрицал это и выдвигал встречные обвинения. Глядя на них, продавщица тихонько смеялась. Последний круассан они съели под флагом перемирия. Затем они поднялись, Валентина взяла Гастингса под руку, весело кивнув продавщице. Та крикнула им в ответ: «Bonjour, madame! bonjour, monsieur!» и смотрела через окошко, как они ловят подъезжающий кэб и уезжают. «Ах, такие красивые… – вздохнула продавщица и добавила: – Не знаю, женаты ли они, но ma foi ils ont bien l'air[72]».
Кэб обогнул улицу Медичи, свернул на улицу Вожирар, проехал до перекрестка с улицей де Ренн, и покатился по ней до вокзала Монпарнас. Они как раз успели заскочить в поезд, когда над сводами здания прозвенел третий звонок. Кондуктор захлопнул дверь их купе, раздался свисток, завизжал локомотив, и длинный поезд заскользил по рельсам все дальше от станции, все быстрее и быстрее понесся к утреннему солнцу. В лицо им дул свежий летний ветер из открытого окна, и мягкие волосы плясали на лбу девушки.
– Это купе принадлежит только нам двоим, – сказал Гастингс.
Она задумчиво прислонилась к мягкому подоконнику. Ветер приподнимал ее шляпку и развевал ленты под подбородком. Быстрым движением она развязала их и, вытащив из шляпки длинную булавку, положила ее рядом с собой. Поезд уже разогнался и стремительно шел вперед. К ее щекам прилила краска, каждый вдох и выдох приподнимал и опускал веточку лилий, приколотых к ее платью. Мимо проплывали деревья, дома, пруды, телеграфные столбы.
