Я сбежала из бара, едва сумев одеться. Где-то потерялся бюстгальтер, совсем не помню, куда делась шапка, не нашла свой телефон, но ключи были в кармане, и это все что меня интересовало.
Добрести до ближайшего сугроба, набрать в ладони снега и окунуть лицо в колкие льдинки. Исцарапать всю кожу к чертям.
Хорошая боль, отрезвляющая.
Я помню, что в последний раз составляла каталог видов боли, когда лежала в реанимации. Там была боль от уколов — почти незаметная, проходящая. Боль от катетера — навязчивая, но безобидная. Боль постоянная, которая гнездилась во мне уже много месяцев. Если бы я избавилась от нее однажды, казалось мне, я стала бы самым счастливым человеком на свете. Еще была боль смертельная. Если она приходила — нужно было успеть вызвать врачей. Иначе все могло кончиться плохо. И однажды, когда я ударилась мизинцем о край кровати и взвыла — я расплакалась от счастья. Это была боль из той жизни, где хуже нее почти ничего не было, и в тот момент она была приветом из нормальной жизни.
А потом наконец пришла боль заживающего тела. Она была такой же сильной как боль тела умирающего, но оттенок ее был иной. Я знала, что выживу.
Если я снова начала различать сорта боли, значит дело плохо.
Значит поселившийся внутри меня Люций — болезнь?
— Я так тебя ненавижу… — прошептала я в то же самое небо, у которого часом раньше вымаливала своего вампира обратно.
Внутри меня шевельнулось что-то вроде ответа. Что-то вроде:
— Я рад, что наши чувства взаимны.
Джинсы промокли на коленях, руки замерзли и голова начинала болеть от холода. Или от отравления алкоголем. Надо было идти домой.
Тут недолго, минут десять пешком. Заодно согреюсь и немного протрезвею.
Надеюсь, сука-Люций больше не захватит власть над моим телом.
— Ты все делала сама.
— И звала официантку трахаться тоже сама?
— Бухая в хлам девка ввалилась к народу, бормотала что-то про «хочу-хочу», ушла, а когда за ней последовала Даша — схватила ее и засосала насмерть.
— Там был ты!
— Кто тебе доктор, если ты поверила?
— Я и сейчас не верю.
— Но идешь и говоришь сама с собой.
Я иду и говорю сама с собой. Это очевидно. Потому что до сих пор Люций, моя вторая — темная — половина, со мной не разговаривал. Он просто стал мной. Превратил меня из скучной-как-все женщины, которая только по пути с работы и могла мечтать о несбыточном в какое-то безумное ебанутое создание, темное и довольное собой.
