Во-вторых, есть Антон Юрьич. Более чем приятный альфач, лет эдак тридцати пяти, высокий блондин с вечно подернутыми печальной дымкой, ярко-голубыми глазами. Завалит в палату, пощупает живот, поводит по нему стетоскопом, слушая сердечко плода, проверит ноги на предмет отеков, потом покажет, довольный, язык и расскажет анекдот. А уходя, оставит на тумбочке пару конфет на палочках, для Симы и Димы. Помнит — «сохраняющегося» Ваню каждый день двое детей-детсадовцев навещают, и по-своему выражает сочувствие папе, вынужденному оставить дом и семью на несколько долгих месяцев. Иногда вместо конфет он приносит по паре персиков или груш в мешочке, или две маленькие яркие машинки.
Короче, душка Антон Юрьич. А еще про него бродят разные, непроверенные слухи, будто он — вдовец, потерявший в автокатастрофе супруга и двоих маленьких ребятишек.
В-третьих, доктор Виктор Ольвин, молодой совсем, бронзововолосый омега редкой красоты и изящества. Он работает в отделении недавно, месяца три-четыре. Ходит, высоко вздернув прямой, классический носик и гордо выпрямив идеальную, стройную спинку, на беременных фыркает и ругается по делу и не по делу. «Неровно дышит» к Антону Юрьичу, причем абсолютно уверен, что этого никто не замечает. Замечают, и обсуждают, все, кроме Антона Юрьича, тот слеп и глух, поглощенный какими-то собственными переживаниями. А возможно, просто не желает видеть — так проще, и обижать отказом не придется. Хотя, когда альфач думает, что на него не смотрят, периодами кидает в сторону рыжика страстные, огненные, раздевающие догола взгляды. Скорее всего, стесняется открыто проявлять внимание и ждет изменения у омеги запаха, предвестника наступающей течки.
Еще имеются санитары, дядя Вася и дядя Марк, пожилые, но шустрые омеги-пенсионеры, у обоих уже внуки. Те — добрейшие души, всех подряд «сохраняющихся» искренне жалеют. С санитарами приятно поболтать, пообсуждать детей и супружеские проблемы, они делятся рецептами вкусненьких новых блюд, на будущее…
Ваня поправил на животе мешающий повернуться, широкий пояс монитора пульса плода, покорно подал медбрату Славе руку. Бета обвил плечо беременного манжеткой, привычно велел «не разговаривайте», будто Ваня болтал сейчас, а не дремал с открытыми глазами, и ткнул в нужную кнопочку пальцем. Прибор погудел, манжетка надулась и сдулась, на мониторчике появились циферки.
«Норм, 125/68, пульс 72, тоже норм», — вяло приметил для себя пациент и, вернув манжетку, откинулся обратно на подушку, а Слава пошел к следующей койке и другому пациенту.
