Ребекке стало теплее на душе.
— И да, и нет. Все в порядке со мной, если вы это имеете в виду.
— Это хорошо. — Голос его зазвучал спокойнее. — А как насчет вашего мужа? Я не мог не обратить внимания — то есть я не вижу его машину, когда уезжаю вечером или возвращаюсь утром.
— Он… он… он уехал.
— Путешествует?
— Он уехал навсегда… — Голос ее сорвался.
Он кивнул головой, как будто ничего иного и не ожидал. Потом спросил:
— Вы ели?
Она покачала головой. Она ела довольно поздно, если вообще ела. Да и аппетита большого у нее не было. В любом случае после еды ей ничего не оставалось делать, как идти спать.
— Видите ли, дорогая, я тут рассказал нашему повару в ресторане о том, как моя бабушка запекала лангустов. Он попробовал вчера рецепт и дал мне домой то, что осталось к закрытию ресторана. Там целая большая кастрюля. Хорошо, если кто-нибудь поможет мне их съесть.
— А разве вам не нужно идти на работу?
— Сегодня у меня выходной. Вы придете?
Он еще некоторое время убеждал ее, но в конце концов она согласилась. Разделываясь с запеченными лангустами, она все ему рассказала. Где-то в середине рассказа она вновь начала плакать. Она вся сжалась, когда он обнял ее, — но в объятии этом не было ничего, кроме сочувствия и человеческого тепла. Он что-то долго говорил ей, — она поняла, что говорил он по-французски, хотя не знала ни слова на этом языке. Неважно. Наконец она вновь села, вытерла глаза, высморкалась в последний раз и почувствовала себя значительно лучше.
Дант стал частенько захаживать к ней. Она шутила, что он подобрал ее, как подобрал бездомную кошку. Он только смеялся в ответ и говорил, что с ней веселее, чем с бездомной кошкой. Дант же нашел ей работу посудомойки. Он научил ее справляться с бесконечной горой фарфора и серебра, растущей у локтей, научил, как не обжечься кипящей водой, как ухаживать за руками, чтобы они не стали грубыми и распухшими.
Когда третью ночь подряд она счищала с тарелок остатки еды и соуса, борясь с приступами тошноты, именно Дант спросил, не беременна ли она. Он и заставил ее взглянуть правде в глаза.
Она уставилась на него, лицо ее побледнело, глаза стали темными от огорчения. Она прижала пальцы к губам:
— Дант, что мне теперь делать?
— Выходи за меня замуж, — сказал он.
Она любила его в тот момент, потому что свое предложение он сделал без тени сомнения или колебания.
— Спасибо, — сказала она, поднявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, — но я не могу.
