— Вы ведь наблюдали за мной, верно?
— Разумеется, — проворчала яблоня. — Зачем ты пришла, девочка? Ты прошла свои испытания, я не стану тебя есть. Ты достойна жизни.
— А вы?
— А что я? Какая мне жизнь? Одни ненависть и голод, — созданное предками чудовище печально вздохнуло, подслеповатые глаза закрылись.
Я смотрела на яблоню, одно из яблок которой сумело позволить мне узнать саму себя, и испытывала неприятную, делающую сердце в груди тяжёлым, острую жалость. Мне повезло: я могла примириться с близкими, могла отомстить за себя и тех, кто мне дорог, могла решить все свои проблемы. Я могла применить знания из извлечённых из путешествия уроков. Яблоня же, хотя наверняка и сожалела о многом, не могла ни отомстить своему пленителю, что уже давно стал частью земли, ни попросить прощения у своих сестёр-яблонь за то, что не защитила, и тем самым справиться с чувством вины, ни умереть, как они.
— Я могу вам чем-то помочь? — спросила я, изнывая от жалости, которой ранее не позволяла столь полно властвовать над своим сердцем. Моя рука легла на старое дерево, туда, где по логике должна быть щека, и погладила ствол.
— Ты? — переспросила яблоня. — Ты могла бы попытаться. Сжечь меня тем пламенем, которым со мной боролось. Только вот.
— Только вот что, госпожа? — мне было невыносимо тяжко смотреть на ту, кто, в отличие от меня, терзавшейся пять лет, страдала веками. Сегодня я испытала много сильных эмоций: с Дирлихом, матерью, Линаиной, отцом. Но жалость, как мне в ту минуту казалось, истощала сильнее всего.
— Ценой моего бессмертия стали жизненные силы моих сестёр. Чтобы его у меня отнять, девочка, тебе придётся… отдать всё твоё пламя.
— Что? — растерялась я, ощущая, как всё внутри меня сжимается в страхе от подобной перспективы.
— Цена бессмертия. была высока. Цена. его уничтожения. должна быть не менее высокой, — яблоня тяжело задышала. За долгие годы ей стало непривычно так много говорить, и она устала. — Тебе… придётся… пропустить через себя. всё доступное тебе… императорское пламя… Отказаться. от этой своей способности.
В моём сердце боролись две силы: новая, но сильная жалость, и давняя жажда власти, которую даёт императорское пламя. Отказавшись от него, я стану. обычной аристократкой. Демоницей с боевой магией, но не несокрушимой вероятной императрицей. Мне действительно останется только помогать своей империи, больше не имея ни малейшего шанса ей править. Я отчаянно зажмурилась, понимая, к какому решению меня толкает сердце. Я ведь уже отказалась от своих притязаний ещё в Карточном Королевстве. И хотя жажда власти шептала, что с этим даром я могла бы так много сделать для своей страны, столь многих защитить, я сказала:
