Но никакой книги не было.
Даже поводил рукой внутри, пытаясь хоть что-то нащупать, но тайник был абсолютно пуст.
Раун спустился, отсчитал сто восьмую ступень — место было верным. Тайник — тот самый. Но без книги.
Вернув камень на место, Ворон снова сел. Его уже не беспокоил голос из прошлого, он знал, что тот не принадлежал никому другому, кроме как Самсавеилу. Но про книгу вспомнить ничего не мог. Сжал и разжал кулак, воспроизводя картинку рассеченной кристаллом ладони.
И вспомнил. Сам вытащил ее, исправил строки, а после подкинул бывшему советнику императрицы — Хоорсу. Оставалось только понять, зачем. Точнее — это было самым логичным, но сильнее Рауна беспокоил другой вопрос. А часто ли этот бархатный голос давал ему указания? Часто ли он сам делал, что ему велят, а потом навсегда забывал об этом? Он ли один?!
Плевать, зачем исправленная книга должна была попасть Хоорсу. Зачем вообще нужно было заставлять его самого что-то делать, а потом прятать воспоминания об этом? Да так глубоко, что только потрясения из детства смогли извлечь это из памяти.
Хуже того — может, и это озарение тоже зачем-то ему нужно.
И Раун расхохотался.
Подавился собственным смехом, сложился пополам и, прокашлявшись, перевел дух. Голова болела невыносимо, будто ее изнутри разрывало. Тошнило, едва не выворачивало то ли от боли, то ли от воспоминаний. Крылья тряслись, непрерывно шелестя перьями.
— Ты чудовище, Самсавеил, — Раун поднялся и, обернувшись, сделал несколько шагов на дрожащий ногах. — И я узнаю, зачем ты использовал меня. Всех нас.
План с перебиранием архивов Имагинем Деи уже ни как что не годился. Там вряд ли было больше информации, чем преподавали, а эти истории Раун знал и так. Их знал каждый — пресвятой Самсавеил есть создатель и хранитель всего мира. Совершенство, к которому все должны стремиться. Недостижимый идеал, ближе всех к которому только четырехкрылые херувимы, оттого лишь они и правят империей.
Но почему-то в детстве, да и потом, не возникало вопросов — почему совершенство и всемогущий бог распят в своем Райском саду? Всезнающий, всеслышащий, всевидящий. Как мотылек в паутине. Мог ли он оборвать цепи? Если всемогущий — то мог. И ведь действительно оборвал и исчез. Почему не сразу? Чего он ждал? Что делал, днями, месяцами, годами вися над лиловыми водами? Зачем заставлял что-то делать для него? Почему не мог сам? Чего добивался? И если исчез, значит — добился?
Чего может желать всемогущий? Может ли он вообще чего-то желать? Или ему остается только играть, бросая кости чужих судеб?
