— Вот, гляди, — вышла она уже с бархатным мешочком и, сев, осторожно вынула из него темную куклу, местами погрызенную короедами. Кукла отдельно, нелепые, неумело высеченные из дерева, крылья отдельно. — Она заказала ангела, и я его сделала, — старуха, улыбаясь, протянула обломки цесаревичу. — Этот, первый, был не очень удачным, крылья отломались через месяц. И я сделала ей нового. Он так с ней и остался, потому что отдать последнего, точнее — последнюю, я не успела.
— Почему? — недоуменно хмыкнул цесаревич, принимая старую куколку. На ней тоже не было ни одежды, ни волос, ни лица. Но отчего-то она не казалась пустой. На предплечье были выцарапаны цифры — сто восемь. Или восемьсот один. Как посмотреть. На лодыжке буквы, но не разглядеть, часть съедена.
— Это ее имя, — заметив замешательство юноши, торопливо бросила женщина. — Тереза.
— Тереза? — Нойко удивленно перевел взгляд с одной куклы на другую, потом на кукольницу.
— Я разве не сказала? Эта темная лошадка в зеленом платьице была Терезой, — паучиха пожала плечами.
Нойко глубоко вдохнул и выдохнул через нос. Знал бы с самого начала, что кроме чуши ничего не услышит, и не останавливался бы. А так только время потратил. Хорошо хоть охотницы наверняка пробежали мимо, пока он тут сказки слушал. Не хватало еще и к ним попасть, и узнать все, кроме правды — день тогда провален напрочь.
— И что странно, жеребенка эта боли совсем не чувствовала, будто отродясь не знала, что это.
Голову как обожгло.
— Что, простите?
— Тереза боли не чувствовала, — медленно повторила паучиха, заглядывая цесаревичу в глаза. — Наверное, поэтому ее ангелы и забрали. И я не успела ей третью куклу отдать — она уже отправилась с ними, а Мерур как с цепи сорвался — выгнал меня, чуть не убил топором.
Нойко едва ее слушал, опустив глаза на крылатых кукол. Боли не чувствовала всего одна ангелица в империи — Люцифера. Она не была ни темноволосой, ни лошадкой, и уж точно не носила платья, да к тому же зеленые. Но ведь имя в Имагинем Деи ей дали совсем другое. И она впрямь была приемной дочерью Быка.
— А эта? — цесаревич кивнул на куклу Люциферы.
— Это и есть третья, которую я не отдала. Говорю же, не смогла. Вторая сгорела небось, а эта — память. Я знаю, что Тереза стала Люциферой, и поэтому третьего ангела потом сделала из старой заготовки похожим на нее саму. Наверное, так правильнее.
Крылатая кукла смотрела хитро, словно знала что-то, о чем не подозревали ни ее создательница, ни любопытный цесаревич. Подумав с несколько мгновений, Нойко вернул ее владелице.
