Дети Лепрозория | страница 111



— Разве что услугу, — паучиха пожала плечами. — Я бы хотела тебя кое о чем попросить.

— О чем именно? — козочка заметно напряглась, полагая, что это не будет нечто вроде «Принеси мне три цветочка».

— Однажды Медная Ящерица придет за Голубем. Предложи ей себя вместо него.

— Да кто в своем уме… — пробормотала Аньель, переводя взгляд на будущего императора. — Я не могу быть равноценна ему.

— Такова плата, — Ева подняла голову к небу и улыбнулась.

— Как будет угодно, — вздохнула козочка и тоже посмотрела на небо. Лиловые звезды ярко светили, пробиваясь сквозь проплывающие снежные тучи, но отчего-то больше не пугали так сильно.

— Красивые, — с удивлением осознала Аньель и прищурилась, разглядывая их. Всегда были так красивы или только сейчас? Перевела взгляд на Еву, ее глаза были как будто срисованы с неба.

— Хочешь, я дам тебе почувствовать то, что будет с тобой, когда ты умрешь? — спросила Ева, все так же разглядывая небо.

Аньель поджала губы. Почему-то вопрос не пугал, хотя раньше вызвал бы панику.

— Хочу, — она кивнула и, не зная, что ей делать, обняла себя за колени. Движение теперь только казалось привычным, необходимость же в нем как будто пропала.

Ева коснулась ее щеки. Панцирь ладони и пальцев был твердым, но приятным на ощупь.

Веки потяжелели, глаза закрылись сами собой. Аньель положила голову в подставленные руки и безвольно повисла. Ей не хотелось ничего, только сидеть так, чувствуя, как паучьи ладони касаются кожи. Ева опустила руки, увлекая козочку, и та послушно легла рядом, положив голову ей на колени. Ева что-то шептала, но Аньель не вслушивалась. Ей было тепло, хорошо и совсем не страшно впервые за несколько недель.

Она бормотала только «наконец-то», сжимая в кулаках полы бархатного платья, и наслаждалась теплом. Каждой клеточкой тела. Мыслями. Душой.

Как будто раньше всегда чего-то недоставало, а теперь больше ничего не было нужно.

Как бездомной вернуться домой.

Как затишье перед бурей.

* * *

Аньель очнулась, когда солнце стало настойчиво стегать по глазам яркими лучами. Встрепенулась, вскочила, не веря. Неужели она спала?! Быть не может.

Тихо догорал костер, Нойко спал, укрывшись крыльями в обнимку с мешочком. Он всегда так спал, словно боялся, что его драгоценность, крылатую марионетку, украдут.

— Ной! — окликнула его козочка и, опасливо озираясь, подползла ближе. — Ной! — позвала еще и, откинув верхние крылья, потрясла за плечо.

Цесаревич подскочил, как ошпаренный и, едва ли проснувшись, закричал: