— Берегись… — запоздало загудела шоколадным басом Биби-хана и, перелетев через тележку и сплоченных "гусениц", тяжело шмякнулась на поле тренированным телом.
Кружена тоже вылетела из тележки, но благодаря своей кружевной невесомости, плавно опустилась рядом с Биби-ханой. От пережитого шока она никак не могла встать на ноги и смогла лишь вытянуть руки навстречу Асане, которая избежала наезда, резко свернув в сторону, но равновесия не удержала и тоже растянулась на дорожке.
— Вставай! Вставай же! — резко закричала она Кружене, поднялась и двинулась в ее сторону, волоча за собой велосипед. Оранжевая лямка комбинезона соскользнула с ее плеча, и перед глазами Кружены закачался кулон с жемчужиной на витой цепочке…
"Что это… — обмерла Кружена, но в то же мгновение велосипед скомпоновался в светящийся как голографическая картинка кубик и, несколько опережая грядущие события, из него разнесся торжествующий рев:
— Попалась!..
Во всеобщей суматохе никто не заметил серебристого облачка, несущегося с невероятной быстротой в направлении кучи-малы из принцесс и разбросанного спортивного снаряжения. Из облачка образовался крутой крепкий лоб, который со всей скорости поддел неустойчивый качающийся кубик.
— Бара..а..а — раздалось из взлетающего кубика, и через секунду он рассыпался на многострадальное поле мелкими сверкающими осколками, парой велосипедных педалей и карнавальной маской в виде мужского лица с зигзагообразной трещиной на одной щеке.
Великие Конфи-тюрные Игры остолбенели, как декорации на заброшенной киностудии.
Серебристый барашек, а это был, конечно, он привычно ухватил Кружену за край кружевной юбочки, перебросил ее на спину и резво потрусил в сторону от трибун и Конфи-тюрного королевства. Кружена доверилась ему без крика и возмущения и даже без страха. Она успела лишь чмокнуть в шоколадную щеку приунывшую Биби-хану, а пожелтевшей от страха Асане показала кружевной язык. А какая была воспитанная девочка!
***
— Лиукелли… Лиукелли… — услышала Кружена мягкий мужской голос, но открывать глаза не стала, а лишь глубже вдохнула свежий воздух, пропитанный тонким ароматом домашней шерстяной пряжи, белого снега и горячего глинтвейна, который матушка иногда готовила зимними вечерами. "Не буду просыпаться… Ничего больше не хочу…" — твердила про себя Кружена и плотнее закутывалась в мягкое теплое покрывало, — "буду лежать здесь всю свою жизнь, чтобы больше ничего не случилось!"
— Вставайте, Ваше Высочество! — раздался опять мужской голос, который теперь показался ей действительно знакомым.
