Фанни захихикала, раскраснелась, схватила три тарелки и убежала.
Дядя Перри открыл ещё одну бутылку пива.
— Все они одинаковы, мальчик мой. Все хотят немножко внимания. Все, от графинь до служанок, белые, чёрные, жёлтые или красные. Чтоб мне лопнуть, если не так.
— Спектакль сегодняшний был про маркизу, — сказал Энтони.
— Бог мой, точно. Ты же сегодня вечером смотался на пьесу как юный господин, пока я трудился до потери сознания. До потери сознания. — Дядя Перри почесал затылок зубцами разделочной вилки и испытующе воззрился на Энтони. — Что думаешь о спектакле? Нет, не говори. Я и так вижу, что тебе понравилось. Везучий паренёк. Не шибко это по моей части — продовольственное дело. Не стал бы я так унижаться и мараться, если бы не долг перед родным братом.
— Она называлась «Последний из его рода», — сказал Энтони. Про…
— Нет, я, конечно, смог бы справиться, если б взялся, — продолжал дядя Перри. — Зимой восемьдесят девятого во Фриско я две недели помогал одному китайцу вести дела в ресторане. Приятелю моему — никогда я не верил в эти расовые предрассудки.
— И в пьесе китаец был, — сказал Энтони. — Правда, думаю, это просто белый китайца изображал, но…
— А вот, кстати, жил-был один человек. — дядя Перри отклонил свой стул назад и закинул ноги на стойку. На несколько мгновений его лицо заслонила большая пивная кружка. — Он был из кулинаров. Но не из тех, что готовят жирное и нежное мясо, срезанное с сочной тушки молодого бычка. Этот парень скупал потроха, мой мальчик, он скупал их без меры и мог сготовить из них всё что пожелаешь: жареного голубя, грудку жаворонка, лапшу и побеги бамбука. Разные блюда с разными вкусами. А если потроха бывали с плесенью, так ещё лучше: тогда они шли в похлёбку. Этот повар был гений. Он никогда не подавал всякую недожаренную, но узнаваемую дрянь, от которой у любого желудок вывернет наружу. Неудивительно, что твой дядя Джо заболел. И, разумеется, у него нет аппетита. Сидит здесь день за днём с кусками баранины и тушками больных уток под носом. Чёрт возьми, как же они воняют! Ещё немного, и отобьют всякое желание выпить.
— Спасибо, Перри, — раздался голос. — Теперь тебе пить ничто не помешает.
На пороге ресторанчика, аккуратно придерживая дверь, стоял Прокуренный Джо, полностью одетый, но с пепельно-серым лицом. Его острые глазки слезились и покраснели, говорил он с трудом. Позади него в темноте коридора маячила Патриция..
Дядя Перри поставил кружку и убрал со стойки ноги.
