— Было время, было, — проскрипело это древнее нечто и тяжело вздохнуло, — а вот нынешняя работа не приносит мне никакого удовлетворения, добрый человек. Какое удовольствие подбирать дохлятину на улицах столицы, даже если за это платят хорошие деньги? — он расплылся в недоброй усмешке и его кривые пальцы алчно зашевелились, напоминая лапы жадного паука, — Нет в этом никакой романтики. Впрочем, за каждого мертвеца платят сотую долю, от его веса. Причём, в последнее время умерших становится всё больше и больше.
Ну это, как раз, совсем неудивительно. Аппетит приходит во время еды.
— А в чём дело? — спросил я, на всякий случай, — до меня доходили слухи, как нищие кончают счёты с жизнью, вспарывая свои животы.
— Ложь, — махнул рукой Цезират, — я тоже слышал эти бредни. Плюс ещё чепуху о каких-то разбойниках, таящихся под землёй и вырезающих целые семейства. Поверь мне, добрый человек, ни в одном слове этой ерунды нет ни капли правды. Те тела, которые мы находим, не похожи на бедняков и на их коже нет и следа от царапин или порезов. Я готов поверить в руку Всевышнего, поражающую грешников, о чём любят рассказывать муллы, но сколько могли нагрешить молодые люди, не достигшие восемнадцати? Сомневаешься в моих словах? Взгляни сам, добрый человек.
Он повернулся и отбросил покрывало со своей повозки, похваляясь мрачным содержимым. Я подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть груз и сыновья Цезирата протопали к другому борту, стремясь не упустить самое интересное. Я заметил, как один из братьев нервно вытер лысину огромным платком, а другой плотоядно облизнулся. Интересно: он их насилует или только ест? О сыновьях Папаши ходили о-очень разнообразные слухи. Как, впрочем, и о самом Папаше. Амалат вспоминал не только о том, как они жгли тела павших солдат, но и кое-что ещё. Но об этом он вспоминал только тогда, когда упивался в стельку.
Тела укладывали на дно повозки весьма умелые и опытные руки — сразу видно профессионалов. Каждое тело аккуратно обернули куском ткани положив, предварительно руки на грудь, как и полагалось, по обычаю. Папаша Цезират не даром поедал свой кусок хлеба, или чем он там ещё испытывал свои гнилые зубы, прежде чем промыть их кувшином вина.
— Мертвецы, они мертвецы и есть, — сказал я и равнодушно пожал плечами, — обычное мясо — не вижу ничего интересного. Вечера на площади Правосудия впечатляют намного больше.
— Дело не в том, — сучковатый палец поднялся вверх и нервно затрясся, сверкая камнем в массивном перстне, — просто непонятно, какова причина смерти. Лица у всех спокойны, не искажены страхом или страданием. Почти все, это — красивые молодые люди. Особенно внимательно я изучил девушек: у большинства клейма весьма богатых и влиятельных домов. А юноши одеты так, что я, с трудом, удерживаюсь от искушения присвоить часть их облачения.
