Но когда встаю, Рейн теряет свою хватку на моей талии. Ее глаза широко распахиваются, а руки описывают огромные круги в воздухе, когда она падает с задней части мотоцикла и приземляется на свой гигантский рюкзак, как перевернутая черепаха.
— Какого хрена, Уэс? — кричит девчонка, перекатываясь с боку на бок в жалкой попытке встать.
Смех из глубины моей черной испорченной души вырывается наружу, когда я смотрю, как симпатичная черепашка барахтается на земле.
Ее острый, как бритва взгляд пронзает меня. Он длится всего секунду, прежде чем она тоже начинает хохотать. Когда Рейн случайно фыркает, как свинья, ее покрытые толстовкой руки взлетают ко рту от стыда.
— Просто сними рюкзак!
Плачу сквозь смех, наблюдая, как она попеременно то пытается встать, то поддается собственному приступу хохота.
Рейн высвобождает руки из лямок, а я наклоняюсь и поднимаю ее содрогающееся тело с земли. Как только она выпрямляется, то падает мне на грудь, фыркая и икая, и прячет свое свекольно-красное лицо в мою свежевыстиранную рубашку.
И, как в том кошмаре, ее прикосновение — это все, что мне нужно для полной потери контроля над ситуацией, над своей силой воли, над собственным телом. Вместо того чтобы дать ей пинка под зад и отправить домой, как должен, я смотрю, словно заключенный в своем собственном сознании, как мои руки обнимают ее крошечные плечи и притягивают ближе.
Нет! Какого хрена ты делаешь, размазня? Отпусти ее!
Я кричу на себя, обзываю всеми возможными словами, но голос в моей голове заглушается эйфорическим порывом, который получаю оттого, что держу эту девушку. Она сжимает мою рубашку в своих кулачках и утыкается лицом мне в шею. Ее дыхание становится прерывистым, жарким, когда она хихикает, прижимаясь к моей коже. У нее холодный нос. И все, что могу сделать — это смотреть в смирении, как слизняк, в теле которого я живу, наклоняет свое лицо вниз и вдыхает аромат ее гребаных волос.
О, дерьмо! Какой ты жалкий!
Сахарная печенька. Она хохочет прямо, как животное с фермы. Выглядит — будто выброшенная фарфоровая кукла, которая совершила налет на гардероб подростка. И пахнет карамелью.
Отпусти ее, придурок! Припасы! Укрытие! Самозащита!
Вот, что тебе нужно!
Но это напоминание глухому в уши, потому что теперь мой глупый член тоже вышел из-под контроля. А почему бы и нет? Больше ничто меня не слушается. Он оживает и вонзается в мою молнию, тоже ища внимания Рейн. Я делаю маленький шажок назад, ровно настолько, чтобы удержаться от того, чтобы не пихнуть свой стояк ей в живот, как полноценный урод, и она тоже отступает.
