Вот, значит, коснулся я спичкой коробковой спинки, а тут ключ в замке скребется. Толкнули дверь, а не поддается.
— Вася! — крикнул Юречка. — Дома ты? Это мы пришли!
— Да вы невовремя! — крикнул я и снова спичку так занес над спинкой коробковой, а потом подумал: как же я люблю их, Юречку люблю, мамочку люблю. Это не для них смерть, это для меня смерть. А они пусть живут!
И я крикнул:
— Обратно валите!
Мамочка, она что-то проворчала, но я не особо расслышал.
— Вася, дверь открой! — крикнул Юречка.
— Что у вас там? Комитет Афганский? Солдатский или материнский, какой такой? Вот идите туда! Там вот еще побудьте! Там вас поймут, а тут вам не рады!
— Что происходит, Вася? — спросил меня Юречка. И я, по привычке я был с ним честный, сказал:
— Я сейчас квартиру взрывать буду!
— Вася, ты с ума сошел?!
А мать тут же про сервант визжать. Знала б она, как близки они сейчас с сервантом. А я такой:
— Все, я все решил! У меня нет на вас обиды, ни в чем вас не виню!
И тут мамочка моя, она выдала, навсегда я это запомнил:
— Ты, кретин, квартира-то здесь причем?!
Вот что любовь-то материнская делает.
— Мама, подожди! Вася, ты можешь мне объяснить, что происходит? Подойди к двери!
— Нет! — крикнул я. — Никуда я к двери не подойду!
— Вася, я ничего не понимаю!
— А кто тут чего-то понимает? Мамочка, может, она-то все знает!
— Я тебя убью! — крикнула мне мать. — Васька, дрянь такая, я тебе голову оторву!
— Не трудись! — крикнул я. — Мне и без тебя голову оторвет!
— Вася!
— Ну все! — крикнул я. — Сваливайте! А то вырублюсь я, и сам только умру, а не жахнет!
— Уж хорошо бы! — крикнула мамочка. И в этот момент, верьте не верьте, я почувствовал к ним такую нежность, прям до соплей. Они не начали меня там умолять, говорить, что любят, что обожают, жить не могут без Васеньки-Василька. Но если б начали — я б не поверил, это была бы уже какая-то другая семья, которую я не знал и не любил. А мамочка с Юречкой, вот они были — как на ладони. Моя мамочка с сервантом своим и брат мой с рукой единственной, и реагировали они так, как им должно было, и я вдруг почувствовал, как я правильно именно в этой семье родился, как люблю их невозможно.
Мамочка меня материла, на чем свет стоит, а Юречка кричал:
— Вася, головой подумай!
А я такой:
— Все, пошли вы все, не уйдете, пусть вы сдохнете тогда!
— Это он из-за травмы родовой! — кричала мамочка, не то Юречке, не то любопытствующим (стены-то в хрущевке нашей тоненькие были, вздохнешь тяжело — и то все знают, какая тебя печаль взяла).
