По прозванью человеки | страница 22



пришли, перемены, и сбиваю я рёбра о стены
в потерявшей контроль центрифуге. И мелькают
то пекло, то стужа, словно теннисный мячик
по корту… Доктор Хаос, от вас только хуже.
Диагностика ваша — ни к чёрту. И мелькают
то окна, то дверцы; утро, вечер, восходы,
закаты… Остановки же бега чреваты остановкой
усталого сердца.
Время тает, а мельница мелет, белкой в клетке
вращаются числа… Без любви это всё не имеет
ни на миг ни малейшего смысла. Без неё
всё в осколки разбито, без неё всё смешно и
постыло, без неё лишь верёвка да мыло —
атрибуты нормального быта. К нам приходит
она, как фиеста, освещая собою потёмки — и
встают со щелчками на место части бешеной
головоломки. С ней и ангелы дружат, и черти;
в ней, как в Слове, что было в начале —
индульгенция прошлым печалям.
Оправдание жизни и смерти.

Предутреннее

Горит над нами чуткая звезда,
а нас несёт неведомо куда —
к водовороту, к бурному порогу…
Бессонны ночи, окаянны дни…
Храни нас, Бог. Пожалуйста, храни,
подбрасывай нам вешки на дорогу.
Писать легко. Труднее не писать.
Часы в прихожей отбубнили пять.
И всё, как прежде — ночь, фонарь, аптека…
На письменном столе — бокал «Шабли»;
не виден снег, рассвет еще вдали.
Покоя нет. Февраль. Начало века.
Как хорошо, что есть на свете ты
и право на объятья немоты,
на памяти внезапную атаку…
Еще всё так же одноцветна высь,
но мы с тобою знаем, согласись,
что эта ночь не равнозначна мраку.
Курсор мерцает на конце строки…
Но кроме Леты, горестной реки,
на свете есть ещё другие реки.
Я вновь пишу. И снова — о любви,
с трудом подняв, как легендарный Вий,
бессонницей истерзанные веки.

Бес

Идёшь туда, где солнца лучик по данным метеобюро —
но тут внезапно бес-попутчик тебе внедряется в ребро,
и, там устроившись надолго, расставив мебель по углам,
он тихо душит чувство долга и превращает планы в хлам.
А ведь давно ль вражине этой ты обещал: «Но пасаран!»?
Теперь не рыпайся, не сетуй, не бейся в стену, как баран.
Бес — наказанье за неверье. Он как барьер на вираже.
Он расширяет межреберье, себя готовя к ПМЖ.
Нейтральный, словно кинозритель, сменяющий десятки лиц,
он вдруг врубает ускоритель твоих заряженных частиц.
Его бесовская порода хмельной энергии полна:
он ждёт, когда из пешехода ты превратишься в бегуна.
Твой бес мятежный жаждет дани, его намеренья просты,
и с сердцем, бьющимся в гортани, сумеешь примириться ты,
закончишь внутренние войны, их протяжённость сократив —
за неимением достойных логических альтернатив,
и будешь слушать, как под вечер, на фоне цыканья цикад,