— Это вы убили брата Наира? — вопрос был скорее риторический, но правила есть правила. Ответом мне был лишь очередной набор ругательств, который монах выдавал продолжая извиваться всем телом и пытаясь лягнуть то меня, то легата. О конструктивном диалоге в таком ключе, очевидно, не могло быть и речи, поэтому неугомонного отступника от данных им при вступлении в монастырскую братию заветов пришлось усмирить довольно жестким способом и связать его же собственным поясом, а рот заткнуть кляпом, наспех сооруженным из носового платка.
— Не совсем так! — орденская посланница, разумеется, вскинулась на защиту своих собратьев. — Вполне возможно, что артефакты попали к святым случайно.
— Похож?! На кого я похож?! — немедленно взвился брат Тарием. — Сделали из меня чучело, забаву для недоучек, которые не могут выучить даже пары тезисов из Свода!
— Вы мне нравитесь, господин Винтерфилд, — вдруг отозвался Тарием, взглянув на меня в упор, — и мне жаль, что вы мне не поверили. Боюсь, вы привлекли к себе внимание и гнев очень могущественного человека.
И настоятеля, и эконома снова допросили, кельи обыскали. Разумеется, ничего нового не нашли. Разумеется, эконом все отрицал. Разумеется, настоятель ничего не знал. Тем не менее, последний подтвердил, что протежировал брата Наира на должность настоятеля того самого монастыря, о котором упоминал Тарием, однако в остальном, кроме слов самого обвиняемого предъявить эконому было нечего.
— А вы, брат Тарием, зачем в это ввязались? — решил я повторить попытку наладить контакт с задержанным и вытащил у того изо рта кляп. — Тоже решили стать святым?
Ну, если сами богословы об этом знают, и при этом….
После этого я смог, наконец, обратить более пристальное внимание на артефакт. Тем более, что там было на что посмотреть. Между двумя отверстиями для глаз находилась самая настоящая миниатюрная пентаграмма с вплавленным в центре темным кристаллом, чье происхождение в темноте было не разобрать. От верхней и нижней частей маски исходили рогоподобные отростки, расположение каждого из которых было строго перпендикулярно граням пентаграммы. Выглядела маска жутковато и весьма недвусмысленно, отчего было совсем непонятно, каким образом ее столько лет умудрялись выдавать за священную реликвию. Удар орденским символом пришелся ровно посредине пентаграммы, что, видимо, и прервало ритуал.
«Интересно!» — хмыкну про себя я и выслушал жалостливую историю о нерадивом монахе, которому доверили всего только самую малость — определить пожертвования, сделанные монастырю за месяц, в столичный банк — однако того внезапно обуяли самые что ни на есть греховные соблазны, заставившие часть пожертвований потратить в одном известном своей порочной репутацией столичном заведении. И так несколько раз на протяжении года, пока, что было ожидаемо, растраты не заметил монастырский эконом и вместо того, чтобы призвать блудника к покаянию, заставил ввязаться в это недостойное дело.
