Меня сковало странное оцепенение и я опять погрузилась в сон.
Мне снова стал снится дворец и пир.
Но лица родных были грустны, словно ночная тьма отражалась в их глазах, и у мамы глаза блестели, а у губ пролегла складка. Я впервые видела таких молчаливых, присмиревших сестер, даже маленькие Келена и Сирин, когда служанки уносили их спать, не капризничали и не протестовали. Латана с Ракшми сидели, прижавшись в друг другу и поочередно бросали взгляды на вход, словно ждали кого-то. Братья сидели хмурые, поникшие, на щеках играют желваки, взгляды направлены в саму вечность.
Не было на пиру только малышки Лалы… Подумав о ней, я перенеслась в собственные покои и увидела крохотную фигурку, которая содрогается на моем ложе. Лала плакала тихо, по-взрослому, зарыв личико ладонями, плечи сестренки вздрагивали, а из груди раздавались горестные стоны.
Мое горло сдавило, я замотала головой, не в силах видеть горе любимой сестренки.
Бросившись на ложе, я принялась гладить Лалу по подрагивающим плечам, по растрепанным волосам, но она отчего-то не слышала меня.
— Пожалуйста, не плачь, Лала, — просила я, сама содрогаясь от рыданий. — Посмотри на меня, милая, я же не плачу.
Но Лала не поднимала головы, а ее рыдания оставались такими же горькими.
Внезапно какая-то сила подняла меня и повлекла вверх. Дворец, оставшийся внизу, стал не больше кукольного домика, а в лицо ударил жар.
«Как странно, — подумала я. — Ведь должна быть ночь, отчего же солнце стоит высоко и нещадно палит кожу?»
Я попыталась закрыться от солнечного света, но та же странная сила отвела мою руку за голову, а потом поступила также с другой рукой. Стало еще жарче, я попыталась освободиться, но почему-то не могла двигаться. Я захотела закричать, но ничего не вышло, почему-то оказалось невозможно разжать губы. Тогда я принялась мотать головой и проснулась.
Я закричала, как только поняла, что не одна в темноте. Надо мной возвышалась огромная темная фигура. Широкая ладонь легла на губы, оборвав крик, темнота произнесла глухим голосом, в котором слышались громовые раскаты:
— Тише, наложница, не кричи.
Стоило услышать это слово, как я сразу все вспомнила, сон отделился от яви и я поняла, что нахожусь в лингере, он стремительно несется вперед, подскакивая на ухабах, а рядом со мной Ягат. Виновник моего позора и тот, кому отныне принадлежит моя жизнь.
Я оказала самое яростное сопротивление, на которое была способна, пытаясь вырваться из стальной хватки. Но меня держали надежно, и, что самое обидное, как будто даже не прикладывая силы.
