Стоило мне ощутить их твердость и тепло, как огненная волна прокатилась по телу, заставив губы приоткрыться. Нежнейшее прикосновение, пронзившее тело, превратилось в яростное подчинение воли и разума. Горячий, словно само пламя, поцелуй, безжалостно сминал губы, а когда в рот ворвался чужой язык, я застонала в голос от удовольствия, граничащего с болью.
Твердые пальцы смяли кожу на плечах, скользнули ниже, по рукам, и оказались на бедрах.
Не понимая, что делаю, я прильнула к воину ближе, и сквозь тонкую ткань энтари ощутила его горячую пульсацию.
Рука воина задрала энтари и скользнула внутрь шальвар. Горячая ладонь обожгла обнаженную кожу бедра. Пальцы воина сжались, придвигая меня ближе, и скользнули в самому сокровенному, начинавшему слабо пульсировать.
— Рахаат, — выдохнул над ухом воин и от его хриплого от страсти голоса закружилась голова. — Рахаат, как долго я ждал этого…
Палец воина слегка окунулся во влагу и тэн застонал в голос.
В следующий миг я с силой оттолкнула его, уперевшись ладонями в грудь.
Арон отступил, но смотрел на меня так, что казалось, еще секунда — и я закричу.
Меня останавливала мысль, что последствия для Арона могут оказаться ужасными. Гости и хозяева редко нарушают законы гостеприимства, но когда случается, это страшно. Я подумала, что первые же свидетели поймут намерения намерения по отношению ко мне, и Арона могут причислить к отверженным. К насильникам.
К счастью, потемневшим от страсти глазам тэна вернулось осмысленное выражение, и с глухим рычанием он отступил к противоположной стене беседки.
— Прости, пери, — сказал он глухо, словно сам не верил, что это возможно. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
Я опустила руку на грудь, стремясь быстрее привести дыхание придет в норму, и слабым голосом ответила:
— Мне не за что тебя прощать, Арон, но больше не надо… Так. Это нехорошо.
Волны обострившегося после Слияния сестры желания прокатывались по телу, отчего колени совсем ослабли и пришлось облокотиться о стену.
С виноватым видом Арон склонил голову и золотистые рога сверкнули в темноте полумесяцем.
— Я слишком спешу, любимая. Но, несравненная моя, тебе не стоит бояться меня. Никогда не стоит, — хрипло проговорил он.
— Я не боюсь, — заверила я его, поправляя дрожащими пальцами энтари на груди.
— Ты — пери, и ты — принцесса, — сказал он. — И я буду обращаться с тобой, как с принцессой. Верь мне, Рахаат. Я смогу сдержать свою страсть.
— Я верю тебе и прощаю тебя, — глядя в его глаза, сказала я. — Я невинна, но даже я знаю, что сила моего желания такова, что ты не в силах противиться моему… запаху.
