Песнь ласточки | страница 47
Коснувшись ледяной решётки дрожащими пальцами, она вгляделась во тьму по ту сторону. Странно, но даже сейчас, смотря на этого пленника, прикованного цепями к холодной стене, без единого намёка на лицо, она почти не ощущала ту самую нужную жалость, лишь странное смирение. Его лицо, спутанные волосы, изорванная в клочья одежда, худая не вздымающаяся грудь…
В чёрном резном шкафу, что венчали три костяных черепа с рыжими отголосками свеч во впадинах глазниц, нашлась мужская одежда из плотной тёмной ткани и меховым воротом. В покрытым старой серой паутиной углу обнаружилась и жёсткая неудобная обувь с коротким каблуком и металлической вставкой на подошве. Видимо, тут раньше кто-то жил. Не сам ли Безымянный? Хотя, нет, он то наверняка отвёл себе покои куда попросторнее и посветлее.
Нахмурившись, Мария невольно убрала ножичек в карман и, всё ещё подозрительно поглядывая на стоящую у окна спиной к ней Медею, осторожно прошла к кровати, взяв в руки жёсткую холодную ткань самого простого чёрного лёгкого платья, в котором блуждая по этому замку можно и околеть за считанные секунды.
Двор из чёрного камня встретил своей необычайной пустотой и холодом, что лился из чёрных открытых коридоров с колоннами из прозрачного хрусталя, в которых застыли алые искры, всё больше и больше сверкающие с каждой секундой при темнеющем небе без единого облака, зато со вспыхивающими то тут, то там звёздами. Ворота позади с тихим треском и лязгом захлопнулись, заставив даже невольно обернуться и встретиться с застывшими тёмными наездниками на своих дожидавшихся приказах конях. Тут было даже слишком тихо, от чего каждый шорох эхом отдавался в ушах. Поэтому Мария не на шутку струсила, когда Безымянный король с тихим лязгом своих доспехов спрыгнул с вороного коня, бесстрастно взглянув ей в глаза и уже протянув белоснежную руку, как из тёмного проёма одного из коридоров раздались быстрые торопливые шаги, и на площадь ступила женщина. Она вряд ли была старше его самого, даже младше на пару лет, с настолько идеальными чертами лица, что не верилось в её реальность. Каждое её движение — лёгкое и величественное, как и подобает королеве, с губами цвета только что пущенной крови и чёрными, подобно смоли, волосами, на которых пристроилась диадема из белого жемчуга с чернильными, сверкающими странным зловещим цветом, каменьями. Глаза же, что приковывали к себе одним лишь взглядом, были цвета тёмного оникса, разбавленного водой, сочетавшиеся с тёмным украшением на её пурпурной одежде. Пожалуй, эта женщина казалась здесь единственным источником хоть какого-то цвета.