— Не надо видеть во всем подвох. Я не играю против тебя, Лера.
Я тяжело вздыхаю и начинаю одеваться, а Иракли выходит из комнаты, чтобы меня не смущать. Он терпеливо ждёт, пока мы соберемся, несмотря на то, что это занимает немало времени. Надюшка трёт глазки и хочет спать, потому часто капризничает и не желает надевать на себя верхнюю одежду.
Салон заполняет «Лунная соната» и мы трогаем с места. По коже пробегает легкий холодок, когда мы петляем по странным неизвестным мне улицам, а затем и вовсе покидаем пределы города. За окнами начинается настоящая вьюга и Иракли сбавляет скорость, осторожно выезжая на загородную трассу. Несмотря на то, что в салоне работает печка, мои зубы отбивают чечетку. Надюшка как назло заходится громким плачем, я пытаюсь успокоить её, но также мечтаю о том, чтобы кто-нибудь успокоил и меня.
Поднимаю глаза только тогда, когда останавливается сам Иракли. Щурюсь, потому что свет от фар соседнего автомобиля слишком яркий и вызывает у меня слёзотечение. Когда замечаю напротив себя знакомую фигуру в чёрном пальто, то чувствую, как сердце пускается вскачь. Напряжение, которое я хранила всю дорогу медленно уходит, но накатывает невероятная усталость. В висках начинают отчётливо стучать молоточки, заглушая немую тишину вокруг.
Иракли застывает в дверном проёме, вытирает платком капли пота со лба и произносит:
Его серьезное лицо трогает едва заметная улыбка, но я настораживаюсь, потому что за окнами темно, а Надюшке пора спать и кушать. И что это за прогулки среди ночи?
— Маша давно опрошена и изучена вдоль и поперек, — произносит Иракли, глядя на меня пытливым взглядом. — Ты не подумай, что я урод моральный — давлю на тебя или угрожаю. Если бы не ребята без башки, с которыми я работаю, я бы никогда так не поступил с тобой.
Я вырываюсь из рук Иракли и делаю шаг навстречу. Ещё и ещё. Хочу убедиться, что это точно не мираж. Прикрываю спящую на руках малышку от ветра и иду к нему, пока между нами не остается несколько сантиметров свободного пространства. Знаю, что он осуждает меня сейчас. Да я и сама себя ненавижу…
В его голосе звучит что-то похожее на сожаление. А я уж и не пойму — с его стороны это игра, либо на него тоже давят?
— Амиру восемь, да, — кивает он.
Сама знаю, что уже давно похожа на зомби, но ничего с этим поделать не могу — как только пытаюсь проглотить хотя бы кусочек еды, к горлу подкатывает тошнота и я отставляю еду в сторону.
***
Прямо напротив нас останавливается машина и слепит нас своими фарами. Я жмурюсь и мотаю головой не прекращая.
