Между похотью и любовью | страница 43



— Света, но ведь почти год прошёл. Тебя же тогда допрашивали, и ничего.

— Следователь слишком дотошный оказался. Там на соседнем доме камера была, как раз задний двор снимала. Никто на неё тогда внимания не обратил, а этот решил перепроверить всё, и затребовал записи с неё, ну а там я.

— Зачем же ты призналась? — перебила подругу Наталья Андреевна. — Вряд ли там твоё лицо можно было разглядеть. Пусть бы доказали ещё.

— Хочу быть чистой перед богом.

— А как же я, мама? Что мне теперь делать? Как жить? Как Стасика растить? Я же свихнусь одна.

— Дочь, возьми себя в руки. Следователь сказал, что больше десяти лет не дадут, есть ведь смягчающие обстоятельства, — она саркастично улыбнулась, — смягчающие… Он над тобой надругался, а это, оказывается, смягчающие обстоятельства.

Всё оставшееся время они просто проревели, не в силах больше говорить… Суд принял во внимание доводы адвоката, основанные на результатах следствия, и Светлана Владимировна была приговорена всего лишь к восьми годам общего режима.


Стас пришёл со школы пораньше, и не ожидал встретить дома бабушку. В том, что это она возилась на кухне, можно было не сомневаться — так вкусно пахло только тогда, когда она жалила свои сырники. Как и большинство детей, он не помнил себя до первого класса, поэтому не знал, что рос без бабушки, и когда она вдруг появилась, то никто ему не рассказывал, где она всё это время была.

— Мама сказала, что ты вчера торшер разбил, — произнесла она строго, не отрываясь от сковороды.

— Случайно вышло, бабуля.

— Голова цела?

— Да что с ней будет.

— Ну и хорошо.

Светлана Владимировна разложила на тарелке сырники, и налив себе крепкий чай, села напротив внука.

— Кушай, Стасик.

— Спасибо, ба. А можно спросить?

— Давай.

— А откуда у тебя эта наколка на пальце?

— Так… Ошибка молодости, — ответила она, и крепко сжала кулак, скрыв тем самым синеватую надпись «САВА», которая была нанесена на боковую сторону среднего пальца левой руки.

ГЛАВА 11

Это была сама ужасная ночь в её жизни. Никогда до этого Габи не испытывала такого позора и унижения. Как мог этот противный человек в погонах майора допрашивать её после того, что делал с ней в постели? Говорить о нравственности и морали, ссылаться на какие-то статьи закона, которые она, якобы, нарушила и за что должна быть сурово наказана. Сколько гадостей она узнала о себе и о Фриде, сколько скабрёзностей услышала в свой адрес.

Но больше всего Габи тревожило другое. Её целую ночь не было дома, родители, наверное, с ума сходят, ищут её повсюду, и не дай бог найдут здесь. Это даже хуже чем просто умереть. Габи знала это.