Страсти понемногу улеглись, и даже в местной светской хронике и криминальных новостях тема убийства Сергея Ивановича почти не поднималась, и Светлана Владимировна, пока Лена была беременна, ни разу о нём не упомянула. И вот теперь, на тебе — где мой отец…
— А ты что, всё это время телевизор не смотрела и газет не читала? — решительно произнесла она, когда дочь закончила кормление.
— Ты о чём?
— Об отце твоём.
— А что я должна была увидеть или прочесть? Чем он так знаменит, что о нём должны все говорить?
— Ты, действительно, ничего не знаешь? — удивилась Светлана Владимировна.
— И счастлива этим.
— Он умер, — тихо сказала Светлана Владимировна, ожидая какой-то бурной реакции дочери.
— Прекрасная новость, — спокойно отреагировала Лена.
— И тебе его не жалко?
— Ни капельки.
— И тебе не интересно, что и как, почему это случилось, кто его убил.
— Его убили?
— Да.
— Какая замечательная новость. Прости меня, мама, я знаю, что у тебя были к этому человеку чувства, но тому кто это сделал, я бы с удовольствием пожала руку. Он мой герой.
У Светланы Владимировны словно камень с души свалился. Это был именно тот ответ, который она хотела услышать от дочери, за поруганную честь которой она отомстила, и не было у неё никакого сожаления о содеянном, только горечь от того, что счастье оказалось таким недолгим и таким призрачным. Лучше бы его вообще не было.
— Пойду я, дочь, — сказала она, набрасывая на печи пальто, — завтра рано вставать. Ты не психуй, корми Стасика по часам и следи за подгузниками. После работы зайду, принесу вкусненького. Я там котлетки тебе пожарила и борщ сварила.
— Спасибо, ма. Прости, что нагрубила.
— Я всё понимаю. Ты меня тоже прости. До завтра.
И Светлана Владимировна ушла, но вечером следующего дня Лена не дождалась её; телефон не отвечал, на работе сказали, что она вообще не приходила. Положив Стасика в коляску, она отправилась к маме домой. С трудом втиснувшись в лифт, и выйдя на нужном этаже, замерла перед дверью родительской квартиры. Две белые бумажные полоски с печатями, наклеенные на замки, не просто испугали Лену, они словно ножом полосонули по сердцу. Она с трудом устояла на ногах.
Дверь соседней квартиры приоткрылась, и в проёме показалась голова бабы Мани.
— А Светку, то арестовали, — прошамкала она беззубым ртом.
— Как арестовали?
— Да как… Приехали с автоматами, дверь сломали, железки на руки ей надели и увели.
— За что?
— А я знаю за что. Понятой Люба с третьего этажа была. Может чего и знает. Я то здеся стояла.
