- Сдурел, вражина... Вишь, был у меня человек, стала свинья - не часто случается. Помню.
В это время затарахтел мотор, встряхиваясь на выбоинах, подкатил Костя в шлеме, в очках, с лицом, исхлестанным ветром. Застопорил, поднял очки, открыл зеленые настороженные глаза.
Кешка, покусывая травинку, с покойным вниманием оглядел Костю, мотоцикл, спросил:
- "Уралец"? Много прошел?
И Костя смутился:
- Нет. И трех тысяч не успел нагонять.
- Хорошая машина. Все целился купить, да куда бездомной собаке ремешок с бляшкой? Ну, бывайте покуда...
Повернулся, шагнул, раскачивая покатыми плечами, покосился на мотоцикл, еще раз похвалил без зависти:
- Хорошая машина.
- Кешка! Иди домой, паршивец! Иди! Иди! Вот я тебя! - погнала Настя тыкавшегося ей в колени поросенка.
Другой Кешка оглянулся, тряхнул головой.
- Что ему? - спросил Костя. В зелени глаз под вздрагивающими, вымоченно-белесыми ресницами - плавящаяся ревность.
Настя ответила грустно и задумчиво:
- Так... Блукает по свету, ищет, кто бы приголубил... Пошли обедать, Костя.
Неприкаянный Кешка напомнил Насте, что она согрета не только славой. Все есть, все, о чем только может мечтать человек.
19
Артемий Богданович, упрятанный по-зимнему в дубленый полушубок, старший среди плотников Егор Помелов, приезжий техник, долговязый парень в городской шапке пирожком, занимающийся монтажом механизмов, электромонтер Сеня Славин и Настя вошли в новый свинарник.
В щирокие и невысокие оконца сквозь двойные рамы с только что вставленным ясненьким стеклом вливался свет голубеющего дня. Со стен попахивало еще не просохшей штукатуркой, дощатые настилы медово желты, на цементной дорожке и в лотках - курчавая стружка. Длинные загородки с решетчатыми переборками уходят вдаль. Почти все кончено - установить транспортер, подключить электромоторы, покрасить, даже вода подана в водопроводные трубы.
- Магарыч с тебя, Настасья. Старались ребята, - подмигивал красным глазом плотник Егор.
Настя молчала.
- Вот дом ей перебросишь, тогда и магарыч, - отвечал Артемий Богданович.
- Если всю артель снарядишь - за недельку. Долго ли умеючи-то.
Артемий Богданович жмурится, как сытый кот, походя похватывает стойки переборки, трогает ногтем влажную штукатурку на стенах, не хвалит, только жмурится - доволен.
- Разворачивайся, Настя. В твоем старом свинарнике Павла осядет. От тебя, так сказать, почечка.
А Настя разглядывала пустое, гулкое помещение и молчала. Знакомый, давний, полузабытый страх подпирал к горлу.
