Плыл дым и тлели тихие афиши
Заглядывая в зеркала неслышных машин
Фыркавших елками нежных шин,
А лентам их краснели крыши
Из за жестяных, суставчатых
Труб. Так славили заключительную кадриль…
И вечер прыгнул, сусальный
И испуганный эквилибрист.
Бедный верил в трапецию
И душеспасительную сеть,
Несчастный – ждал местную милицию,
Думая не навек висеть,
Нет, дескать, будет, дудки:
Сыграл и с круга снят,
Да чужим ли считать у меня в желудке –
Сейчас все честные люди спят.
Плыл дым и тлели тихие афиши,
Мигая в зеркала занавешенных машин
И хлюпала грусть все тише,
В саду, где цвел бензин.
И на крышах распяленный вечер,
Связки в крике сгубив,
Изверился даже в Беккер
Истязующяй музыкальный миф.
Сбесился и плеваться стал
Куда ни на есть,
Рассыпаясь сумрака пастами
И растрачиваясь на пустую месть.
Ни я, ни мы не замечали
И, ручаюсь, не найдется там гражданин,
Услышавший те печали
В быстрых, летучих звездах небесных равнин
Лишь Ты, сама звезда и звезда земная
Людям из маяка, тьму
Назвала, разрубила все и хрусталем тысячегранным
Взял. Был и сплыл: сумасшедшей мыши
Зарылся в первый зарешеченный магазин:
Пал первый час и кисли мертвые афиши
Вспыхивая в лучах машин.
