Факт оставался в том, что ни на одну ловушку вокруг сейфа девушки так и не напоролись и даже смогли открыть этот сейф простым прикосновением пальца Идрис к замку.
— Чего? — спросила тонким, дрожащим голосом.
— А может напомнить, чем чревато неповиновение фамильяра своему хозяину? — его голос оставался все таким же — спокойным и размеренным, однако спокойствие это было обманчиво — уже чувствовалась под тонкой оболочкой ярость, готовая вырваться на поверхность.
— Я готов, — перебил ее мысли Элизар. — Открывай портал.
И вот, случилось чудо! Ее тело, наконец, приняло семя человеческого мужчины, и в животе затеплилась жизнь будущего полукровки. Или будущей… Ей было все равно — девочка это или мальчик, лишь бы, наконец прижать к груди собственную кровинушку, пахнущую прелым молоком и всякими другими крышесносными запахами, которые она всегда, со своим острым обонянием чувствовала, как только оказывалась вблизи маленьких детей…
— Умница. Конечно, Идрис сможет вернуть мне драконью сущность после смерти отца. Если захочет, конечно. А для этого мы должна сделать то, что обещали ей.
Наконец, Элизар решился.
Последние слова он договорил, отвернувшись и уставившись в окно.
Вообще, все было так плохо, что даже в случае победы, особо просвета Анна не видела. Разве что… Она машинально потрогала живот.
Перед закрытыми веками вспыхнуло, но рука даже жара не ощутила — до такой степени ее кожа стала нечувствительна к жару.
— Можно войти, мой Повелитель? — промурлыкал от двери знакомый голос.
Достаточно лишь захотеть увидеть внутреннюю суть стены — хоть каменной, хоть кирпичной…
— Руби говорит, они уже привели своих рабов, — сказал за ее плечом Элизар, тоже подошедший посмотреть. — И одаривают ими наших аристократов, чтобы задобрить. Я сам видел девушку — только что пойманную в каком-то из непризнанных миров. Ей было не до празднований.
— Какая еще иерархия? — не поняла Анна.
— Тосьно играли? — Дориан все еще хмурился и упирался ручонками отцу в грудь. — Я подумал, ты хочешь маму побороть…
— Но есть ли у него священный сан? — спросил советник, явно сомневаясь.
— Двадцать метров?! Что ж это за дерево такое?!
Верховный тоскливо возвел глаза к потолку — где же ты неверная, что освещала ему путь? Без тебя везде мрак, ложь и Тьма, в которой все тонет, как в бездонном, вязком болоте.
Переобуваясь налету, он еще много наговорил ей — хорошего и ласкового, умолял простить его и придумывал разные имена для ребенка… даже отца упомянул, хоть она сто раз говорила ему, что не надо… что он может услышать, как его зовут по имени и найти их…
