В Баку не было тех настроений, которые имели место в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске или даже в Тбилиси. Диссидентство, интеллигенция общающаяся на кухне, такое явление если и имело место, то было единичным случаем, не сравнимым с масштабом в перечисленных выше городах. И соответственно такого исхода евреев как там, в Баку не чувствовалось.
Ошарашенные ребята никак не могли взять в толк, что происходит. Куда Иосиф едет и зачем едет, что он там будет делать и вообще, а как же они без него и он без них.
У них было в запасе чуть больше одной недели. Родители Иосифа не хотели слухов и лишнего шума вокруг их отъезда. Они сделали проводы в узком кругу самых близких людей.
Когда друзья пришли на проводы, там уже собрались родственники и друзья родителей. Ребята попали в совершенно иной мир. Там только и были разговоры о том, кто уже уехал из Союза, а кто собирается выехать. Все поздравляли родителей Иосифа с удачей, считая, что им повезло с относительно быстрым получением разрешения на выезд.
У Володи от этих разговоров стало так тошно на душе, что он попросил Иосифа выйти и пройтись. Тем более, что был относительно теплый и тихий апрельский вечер. Ребята вышли на улицу и пошли в сторону бульвара. На всех деревьях и кустах набухли почки. Весенние запахи наполняли воздух.
— Я не понимаю почему, ну зачем, хоть убей меня, и куда — в Израиль. Там жарко, там одна пустыня, верблюды и колючки, насколько я знаю, — возмущался Володя.
Иосиф, чувствуя свою вину и в какой то степени даже предательство перед ребятами, старался не спорить, ничего не доказывать, а лишь успокаивал Вову, пытаясь уменьшить боль от предстоящей разлуки.
— Да, ты прав, но родственники отца, проживающие в Израиле написали ему, что там не так уж и плохо.
— Не так уж плохо? А раз так, то надо ехать? Оставить дом, город, в котором ты родился, друзей, с которыми делил хлеб и соль, радость и горе? — чуть не в крик огрызнулся Вова.
И вдруг, Иосиф, не выдержав, расплакался. Он, зажав лицо ладонями, зарыдал в голос. Вова, округлив глаза, уставился на Иосифа. А Рафик, обняв Иосифа резко произнес:
— Ты что, не видишь, что он сам не свой? Не видишь в каком он состоянии? Что ты на него давишь?
А затем обратился к Иосифу:
— Ну хорошо, Йося успокойся, ты же знаешь Вову.
Иосиф, все еще всхлипывая, вытер слезы рукой и тоже обнял Рафика.
— Ну что ты, я же не на кого не обижаюсь. Просто все так навалилось, ну я и не выдержал.
Затем, после минутного молчания, продолжил:
