– Не сердись, – мягко сказала Дати. Джек промолчал.
– Я больше не выйду замуж, – продолжила она серьезным тоном. – Теперь я твоя и буду ждать твоего возвращения.
Джек стиснул зубы.
– Не стоит, Дати. Ты не моя женщина.
Шоцки обеспокоенно смотрел на брата.
– Надеюсь, когда-нибудь ты объяснишь мне, что все это значит.
– Я должен найти свое место в жизни.
– Твое место здесь.
– Место труса? – горько спросил Джек.
– Ты не трус.
– Я не могу пойти против собственной крови.
– У апачей много врагов: команчи, юта, мексиканцы. Не только белые.
– Ты хочешь сказать, что, оставшись здесь, я смогу выбирать войну по своему вкусу? А вдруг мы встретим синие мундиры? Полагаешь, я буду отсиживаться в кустах и смотреть, как умирают апачи?
– Тогда уходи! – запальчиво воскликнул Шоцки. – Иди к белым и оставайся с ними. – Он сердито пошел прочь.
Неужели так будет всегда? Неужели боль и разлука – его вечный удел? Наконец он вскочил в седло и, развернув коня, поскакал прочь.
Приготовления к вечеринке шли полным ходом. Позади повозок и лошадей, на открытом огне жарились громадная туша быка и боров. Длинные столы ломились от еды: маисовых лепешек, тушеных бобов и печеной тыквы, засахаренных фруктов и всевозможных пудингов.
Картеры недавно прибыли, и хотя Кэндис ожидала, что ее появление заинтересует общество, но и представить себе не могла насколько.
Кэндис вздернула подбородок. Она была в трауре: в сером шелковом платье, отделанном черными кружевами, и соломенной шляпке с черной лентой.
Когда они приблизились к гостям, те отвели глаза. Вечеринку, кроме семьи Бастас и их соседей, почтили своим присутствием все четыре ранчеро из долины Санта-Крус с семьями, а также цвет тусонского общества – торговцы, адвокат, горный инженер и почтальон, женами и детьми. Приехали два офицера, служившие в форте Бьюкенен, находившемся в сорока милях от фазенды Бастасов.
Услышав, как кто-то упомянул Кинкейда, Кэндис невольно прижалась к руке Люка. Неподалеку от Милли и Терезы Смит она заметила Элизабет, стоявшую с бывшим поклонником Кэндис, судьей Рейнхартом, стройным темноволосым мужчиной. Его маленькая дочка крутилась рядом. Кэндис охватило негодование, почти ревность. Но судья, к ее удивлению, направился к ним.
– Кэндис! – Он взял ее за руку. – Примите мои соболезнования в связи с гибелью вашего мужа.
Губы Кэндис дрогнули. Благослови Господи судью Рейнхарта! Вот уж поистине джентльмен.
– Спасибо, судья. Я вам очень признательна. Он на секунду задержал ее руку.
