— Гибель родителей — тяжёлое испытание, особенно в таком возрасте, — сказал я, искренне надеясь, что дело именно в этом. — Многие дети плохо переносят расставание с близкими родственниками.
— Так дело в том, — Андрей насупился, — что он до сих пор не знает о том, что его родители погибли! Мало того, он никогда не просил, чтобы они пришли его проведать и вообще ни разу не вспомнил о них. В общем, когда попытки самоубийства начали сменяться приступами агрессии в адрес окружающих, мальчика пришлось изолировать. Сначала его пытались держать в обычной клинике, но после того, как поведение пациента стало опасным даже для взрослых санитаров, ребёнка перевели к нам.
Андрей помолчал. Сейчас он напоминал бегуна, перед финальным отрезком трассы.
— Мальчик ни с кем не общается, ничего не говорит. Он или лежит в позе зародыша, или ведёт себя, точно дикое животное, запертое в клетку. Вот почему меня очень удивил сам факт того, что ваш коллега вообще сумел с ним пообщаться.
— Пётр — великолепный психолог, — я улыбнулся, вспомнив кое-что. — Нет ни одного человека, к кому бы он не смог подобрать ключик.
— Думаю, у вас получится не хуже, — судя по всему, Андрей решил мне польстить. — Только заклинаю вас, будьте как можно острожное — пациент может оказаться по-настоящему опасен.
— Учту, — я подождал, пока он скрипел ключом в замочной скважине. — Если не возражаете, я хотел бы побеседовать с мальчиком наедине. Боюсь при свидетелях у меня не получится установить с ним контакт.
— Ваш предшественник сказал то же самое, почти слово в слово, — мрачно кивнул Андрей и осторожно открыл необычайно толстую дверь. Изнутри она оказалась оббита чем-то мягким зелёного цвета. Андрей щёлкнул выключателем и в боксе вспыхнул тусклый свет. — Заходите, но я ещё раз предупреждаю: будьте осторожны. Если что-нибудь случится — зовите, я буду стоять здесь и помогу.
— Очень вам благодарен, — сказал я и шагнул внутрь. — Будьте любезны, закройте дверь. Когда я закончу, позову.
Тяжёлая дверь с протяжным вздохом закрылась, и я услышал, как ключ провернулся в замочной скважине. Теперь я мог осмотреть помещение, в котором оказался.
Вообще-то осматривать оказалось нечего. Очевидно, бокс предназначался для буйных пациентов, поэтому никаких предметов здесь не казалось. Мягкая губка зелёного цвета покрывала не только стены, но и пол с потолком. В свете единственной лампы было видно щуплую детскую фигурку, которая калачиком свернулась в дальнем углу помещения.
