Я хотела что–то сказать, но дверь открылась и в комнату закатили тележку с чаем и несколькими блюдами — одно с огуречными сэндвичами, другое — с пирожными и фруктами.
— О, Джеймс, благодарю! — улыбнулся хозяин дома. — Угощайтесь, не теряйте времени на церемонии, — это уже нам.
Повторять приглашение нужды не было — мы со вчерашнего дня не ели и были жутко голодны. Только Лиум сначала колебался — видимо, размышляя, не могут ли сендвичи быть «с сюрпризом», но потом тоже взял себе один. Должна заметить, они были на удивление вкусными.
Слуга подал чашку и тарелку с едой профессору. Мы с ребятами незаметно переглянулись: тут от стола пройти всего шаг. Впрочем, причуды богатых — не наше дело.
Как только Джеймс удалился, мы возобновили разговор.
— Но если им нужно письмо, как так случилось, что на местном отделении его не перехватили? — задумался Лиум.
— Я передал его через знакомого, который выезжал из города. Он запамятовал зайти на почту перед отъездом, и потому воспользовался провинциальной. А туда они не думали присылать своих людей, — пояснил хозяин дома.
— Что ж, это многое объясняет, — ответил Лиум.
— Значит, мы должны будем лично доставить письмо профессору Палеасу на его новый адрес, следя за тем, чтобы никто больше об этом не узнал? — уточнила я.
— Да, — кивнул мужчина, и, написав на листке бумаги координаты, передал их нам. — Советую запомнить и не потерять.
— Но если это так важно, почему вы лично не отправитесь к Палеасу? — спросила Флейм. — Ведь тогда вы могли бы объединить усилия в работе.
Профессор виновато улыбнулся.
— Я бы с удовольствием, но, боюсь, что такие путешествия не осилю.
— А что не так? — уточнила девушка.
Ответ был прост и лежал прямо на поверхности, но, конечно, никто его не замечал. Может, дело было в том, что спинка кресла выглядела слишком изящно, чтобы вызвать подозрение, а может, в том, что мы внимательнее относились к словам профессора, чем к его внешнему виду. Но когда он двинулся из–за стола, мы увидели навороченное, с множеством дополнений, но всё же — инвалидное кресло, в котором и сидел Фраксис. На ногах лежал клетчатый плед, прикрывая безвольные ноги.
Мы несколько сконфузились, не зная, что и сказать. Уместны ли слова сочувствия, если это нечто, не привлекающее его внимание? И смысл тогда заострять на этом?
— Простите, я не знала, — только и сказала Флейм.
— Ох, ничего страшного! — отмахнулся профессор, словно дедушка, легко прощающий ошибки внучат. — Я в своё время и набегался, и напрыгался, а для работы в лаборатории так даже удобнее, — по–доброму улыбнулся он.
