Ему что-то ответили — тихо, извиняюще. Голос явно женский.
Шаги были все ближе. А дверь за спиной — одна. Что страшнее? Призраки прошлого — или реальный обозленный враг?
Как ни зови тени — не откликнутся.
И я тихо отворила дверь — к счастью, она была не заперта и открылась совершенно беззвучно. Да здравствует мой новый ужастик, в который я шагнула сама!
Дверь пришлось закрыть, но я решилась оставить щелку.
Собеседники встали прямо напротив. Сердце бухало в груди.
Почти пустая комната. Большая, просторная, когда-то, без сомнения, красивая. Ковра нет — и на полу в нескольких местах видны странные пятна, въевшиеся в камень. И маленькие дырочки — как будто туда пытались вбивать колышки.
Не знаю, почему я видела все это — зрение резко обострилось. И темнота расступилась, обнажая неприглядное нутро.
На вид здесь не было ничего жуткого — два больших дивана, маленький столик, шкаф у стены. Несколько картин на стенах. Но меня буквально колотило. Я задыхалась от накатывающего ужаса, мечтая лишь об одном — сбежать прочь как можно скорее, пусть даже прямо в руки врага.
Сердце раз за разом сжимала невидимая рука, заставляя трястись от холода, как в лихорадке.
Мне не нужен медиум, чтобы предсказать — еще немного — и живой отсюда не выйти.
Голова кружилась, во рту стоял металлический привкус, и тут…
Не знаю, я, наверное, никогда не смогу привыкнуть. И описать.
Будто теплом повеяло. И нежным весенним ветром — легким, игривым.
Голоса резко смолкли — и послышались быстрые шаги. Они уходили прочь.
Вот только у меня уже не было сил вырваться из этого призрачного захвата. Ватные ноги подкашивались, горло сжалось, не в силах выдавить ни крика.
Не смей сдаваться, Алекс! Твой тезка Македонский вон полмира прошел! Александр Первый французов победил! А ты от какого-то ужастика нюни распустила? Соберись!
Не знаю сама, как мне удалось добрести до двери. Не знаю, какими титаническими усилиями я пыталась нащупать ручку. Но в этот момент дверь распахнулась настежь — и меня вытащили буквально за шкирку.
— Глупая девчонка! Ты зачем сюда пришла? Неужели других мест мало? Неужели я мало подсказок оставлял? — показалось, или чужой голос дрожал? Меня куда больше заботило горяченькое тело, к которому меня любезно прижимали. Я даже руки уже запустила под ворот рубашки, чувствуя, как меня продолжает сотрясать дрожь. От комнаты потянуло могильным ворчанием. Именно им, не холодом — это ворчало нечто, не желающее отпускать очередную жертву.
