Эта вроде не такая. Он усмехнулся, вспомнив выражение ее лица, когда он попросил потереть ему спинку. А чего? Чай не дети. Мочалкой, что ли, прикрываться надо было?
А сейчас нехорошо вышло. Ох, нехорошо…
Михаил налил себе молока — того самого, козьего, — и присел за стол. Пирог божественен. И тесто пышное, и начинка сочная, с пряностями и перцем. Все, как он любит.
Вот только теперь кусок в горло не лез. Мужик, ядрена вошь! Девчонка старалась, а он вместо «спасибо» ее оскорбил. Девчонка, как есть девчонка. И даже не из-за нелепых косичек. Взгляд у нее юный, неискушенный. Хоть и боевая, а видно, что нежная.
Михаил вздохнул и отправился доить коз — как раз время подошло. Их у него было три: Машка, Дашка и Глашка. Машка, ага. Прямо-таки счастливое совпадение. Молоко его коз в деревне ценилось, а все потому, что без запаха. Козы у него не простые — молочные, породистые. Специально выбирал. Козье молоко полезное, а запах многих отпугивает. К нему же за молоком очередь. Дачники все разбирают, подчистую.
Он уж давно новым покупателям отказывает, а уж после того случая — и подавно.
Пришла к нему как-то одна дачница, чуть ли ни со слезами на глазах. Ребенок болеет, мол, нужно козьим молоком поить, а его от запаха тошнит. Посоветовали вас, Михайло Иваныч, спасите-помогите. И кулебяку притащила, вроде как угостить. Он поверил. За забор к людям не заглянешь — есть ребенок, нет ребенка. Просили — помог. Стал отдавать то, что себе оставлял, да еще и бесплатно. Пожалел, ядрена вошь.
А потом к нему паломничество началось. Кто пироги нес, кто блины, кто борщ в кастрюльке. И всем молоко подавай. Михаил отказывал, потому как просто не было лишнего. Одна из просительниц ему ту бабу и сдала.
— Брехло! — выплюнула она в сердцах.
— Кто — я? — изумился Михаил.
— Да Танька! Всем растрепала, что один раз тебя покормила, так теперь бесплатно молоко получает.
— Так ей для ребенка, — возразил он. — И тогда еще был резерв.
— Для какого ребенка! У нее детей нет. Маски она делает, для лица и для волос. Еще и продает их.
Такого вероломства Михаил не ожидал. Его оскорбило и то, что его развели, как сосунка, и то, что в деревне твердо уверовали, стоит его подкормить, так он становится ручным и шелковым.
Вот и окрысился он на соседку, едва та заикнулась о том, что пришла за молоком. Решил, что наплели уже ей, а она поиздеваться решила. Вроде взрослый мужик, а идиот идиотом.
Парное молоко Михаил налил в крынку, накрыл тряпочкой. Тарелку из-под пирога вымыл, насыпал на нее сушеной вишни. Свежей еще нет, но и так вкусно — кисленько. И отправился к соседке — просить прощения. Уже стемнело, но спать она еще не легла, светились окошки — и в комнате, и на кухне.
